Рылся у себя на флэшках. Отыскал начатый рассказ. И вот так же неоконченный.... как и предыдущее.
Станция Беловодная.
Утром Петров проснулся с тяжелой головой. Выспаться в бывшем гостиничном полулюксе не удалось. Сосед Петрова, которого в соответствии с крайним законом, принятом
Внегосударственной Думой, теперь следовало называть кавказо-россиянином, всю ночь в соседней со спальней комнатой смотрел порноролики, транслируемые по местному
кабельному телевидению.
Сосед Петрова запивал пикантные видео-сюжеты паленым коньяком и закусывал маринованной черемшой.
Лишь под утро стихли приглушенные стоны и вскрики, доносившиеся из динамика потертого "Самсунга".
Сосед Петрова завалился спать на тяжело заскрипевшую под его дородным
телом деревянную кровать с продавленным матрацем и тут же оглушительно захрапел.
Кавказо-россиянин официально держал овощную палатку на городском рынке. Чем он
торговал на самом деле Петрову было не интересно. Если это не интересно полиционерам, то уж ему-то и подавно.
Сегодня Петров уезжал из Суходолья. Это был третий день его служебной командировки в этот маленький, провинциальный городок, волею властей предержащих недавно
присоединенный к краевому центру вместе с областными землями.
Земли эти были быстро переоформлены из статуса сельскохозяйственных и проданы фирмам-подрядчикам под жилую застройку. От этого денежного пирога кормилась и
проектная контора, в которой служил Петров.
Решив на месте за два дня все вопросы субподрядчиков, сдав горничной занимаемое им койко-место, Петров отправился на железнодорожный вокзал. Благо от гостиницы он
располагался в трех городских кварталах.
Мимо жилых двух-трехэтажек Петров прошел пешком, предпочитая этот способ передвижения маршрутным такси. Изношенные и раздолбленные "ГАЗели", управляемые
среднеазиато-россиянинами, носились по таким же раздолбанным городским улицам, частенько попадая в дорожные аварии. Петров хотел добраться до дому живым.
Часы висевшие на кронштейне на чугунном столбе на вокзальной площади, показывали без пяти девять. На вокзале Петров первым делом подошел к щиту-расписанию движения
электричек. Ближайший электропоезд до Плещеевского вокзала отходил через двадцать семь минут.
Возле билетной кассы стояла коротенькая очередь человек в пять, и Петров решил перекурить это дело. Доставая из кармана куртки початую бело-серебристого цвета пачку
"Винстона-лайт", Петров через большие и высокие деревянные двери вышел из здания вокзала на площадь.
Закуривая сигарету Петров узрел слева от себя на обшарпанной выцветшей штукатурке вокзальной стены большой жестяной лист со схемой движения пригородных электричек.
Не спеша затягиваясь горьким табачным дымом Петров рассматривал разветвленную сеть железных дорог, кривыми паучьими лапами охватившую всю область.
Взгляд его скользил по черным кружкам и названиям станций-остановок по ветке от Суходолья до Плещеевского вокзала.
Петров досадливо поморщился. Дело было в том, что его городской дом и загородная дача располагались рядом с совершенно другой железнодорожной веткой, идущей от
Северного вокзала. Жена Петрова была на пенсии и летом большую часть времени проводила на даче.
Вот и сейчас Петрову следовало воспользовавшись тем, что сегодня пятница, прибыть прямо из командировки на дачу. Работа, как известно всем, на даче всегда найдется.
Досаду у Петрова вызвало обстоятельство, что для того чтобы попасть на Северную дорогу с Плещеевского направления, нужно было сделать большой крюк - доехать на
электричке почти до центра города, пересесть на метро, проехать полдюжины остановок до Северного вокзала, и уже от него "пилить" два часа на электричке до платформы
Лежнево, километрах в трех от которой находилась их дача.
Уже докуривая "бычок" Петров обратил внимание на железнодорожную ветку отходящую на схеме влево от Плещеевской дороги у платформы 81-й километр. Ветка шла по
направлению к Северной дороге и заканчивалась в Бахроме.
Тут Петров припомнил, что иногда на платформе где он ждал свою электричку до Лежнево, останавливалась электричка с надписью на трафарете над кабиной машиниста -
81-й километр. В ней было всегда мало народу, и Петров припомнил, что от Бахромы вправо уходила в лес высокая железнодорожная
насыпь со столбами несущими контактный провод.
Значит Северная и Плещеевская ветки были соединены друг с другом, и по этому соединению курсировали электрички.
Остановки на этом соединении назывались прозаично - пл.40-й километр, пл.45-й километр, пл.47-й километр, пл.62-й километр, пл.68-й километр, пл.71-й километр, пл.74-й километр,
пл.87-й километр. Между платформами 47-й и 62-й километр находился остановочный пункт Беловодная.
Это название ни о чем не говорило Петрову. Он был уверен что ранее никогда ничего не слышал о таком населенном пункте на железнодорожной ветке, соединяющей Северное и Плещеевское направление.
Теперь следовало узнать расписание движения электричек по этой ветке. Петров вернулся в здание вокзала. После двухминутного разглядывания щита с расписанием, Петров узрел сбоку
небольшую деревянную рамку, прикрытую треснувшим и захватанным пальцами стеклом.
Под стеклом расположился мятый листок бумаги с написанным от руки чернилами коротким, но понятным каждому опытному пассажиру текстом:
Э-п 1783 Суходолье - Бахрома Отпр. 9-35 Пл.2 Со всеми ост. По р.д. до Беловодной
Э-п 1359 Суходолье - Бахрома Отпр. 11-25 Пл.2 Кр. 47км и 71км. Ежд.
Что же, подумал Петров, по времени может и тоже на тоже выйдет, а может и быстрее получится, добраться до дачи. Да точно - быстрее. Для чего такие соединительные ветки и делают!
Даже то что на станции Беловодная почти два часа придется "куковать" не смутили Петрова. Еду, решил Петров и пошел к кассе.
Электропоезд состоял всего из трех видавших виды вагонов. Впрочем в вагонах пассажиров было раз-два, обчелся.
Петров выбрал место у окна примерно посередине второго вагона. Закинул дорожную сумку на верхнюю полку, повозился, умащиваясь на твердой деревянной скамье, прислонился виском
к прохладному чуть пыльному переплету оконной рамы, да и почти сразу провалился в глубокий сон.
Петрову ничего не снилось, а проснулся он от ощущения остановки движения. И впрямь, электричка стояла.
Железнодорожная колея была однопутной, а потому густой кустарник, которым поросли крутые склоны глубокой выемки почти упирались в оконные стекла. В вагоне стоял зеленый полумрак.
Пахло землей, чем-то железно-горьковато-дымным, чем пахнут все поезда на свете. В вагоне почти все, подобно Петрову, дремали, привалясь кто к оконным рамам, кто к стеклу.
Какой-то мужик спал лежа на скамейке, выставив в пустой проход испачканные подсохшей грязью кирзовые сапоги.
Две маленькие девочки в дальнем конце вагона потихоньку играли в куколки, стараясь своими звонкими голосами не потревожить дремавшую рядом с ними тетку - то ли мамашу, то ли бабку.
В полутьме Петров не мог разглядеть ее закинутого во сне вверх лица.
Петров пошевелился, разминая затекшие мышцы спины и ног, да и провалился снова в сон.
В следующий раз Петров проснулся от того, что кто-то тряс его за плечо.
-Товарищ, товарищ! Проснитесь! -повторял, видно уже не первый раз женский голос над ухом.
Петров открыл глаза. Рядом с ним стояла женщина средних лет, одетая в серую летнюю железнодорожную форму - китель с петлицами черного цвета с молоточками и юбку ниже колен.
В руках у женщины был стальной компостер и плоская кожаная сумка, по размеру и виду схожая с офицерским планшетом.
-Товарищ, проснулись? Предъявите ваш билет, пожалуйста! -произнесла она.
Петров потянулся рукой в нагрудный карман куртки, достал и протянул контролеру билет купленный в кассе на вокзале в Суходолье.
Женщина внимательно просмотрела написанное на листочке бумаги, пробила билет компостером, и протягивая билет Петрову участливо сказала: -Вы, товарищ, больше не спите!
До Беловодной уже недалеко. А там поезд отправится в тупик. Вот утащит вас на запасные пути, будете знать!
Уже много лет Петрова никто не называл товарищем. А поэтому Петров как-то сразу подобрел. К контролерам он в последнее время относился без ненависти - понимал что людям
тоже есть-пить хочется, и семью кормить тоже надо.
А вот кого ненавидел - так это судебных приставов. Понятное дело за что. А тут Петров подобрел и лицом и душей. Потому и улыбнулся благодарно контролерше, и пообещал больше не спать.
За окном электрички набравшей приличную скорость, вовсю мелькали поля и перелески. Поля выглядели ухоженными. Пару раз Петров сквозь деревья снегозащитной полосы
замечал на полях какую-то сельхозтехнику. А над одним огромным полем, уходящим аж за горизонт Петров увидел похожий на большого майского жука самолет сельхозавиации.
За низколетящим самолетом в воздухе тянулись к земле серые ленты распыляемых удобрений. Потом электричка посвистев сиреной проскочила железнодорожный переезд.
На крыльце одноэтажного домика Петров успел заметить старика в черной фуражке на голове, клетчатой рубашке и брюках заправленных в кирзачи. В одной руке старика был
зажат желтый флажок, а другой он помахал машинисту электрички, да так и продолжал махать ее.
Девчонки в конце вагона расплюснув носы о стекло прилипли к окну, весело махая руками в ответ. За закрытым шлагбаумом стояло три автомобиля - два груженых щебенкой
ЗиЛа-самосвала и пыльный с выгоревшим до белизны брезентовым верхом ГАЗ-69.
А потом по обеим сторонам электрички замелькали красноватые стволы высоких сосен, росших на светлом песчаном грунте. Петров понял, что это была искусственная посадка
деревьев на огромной площади, и пришел в восхищение - вот люди были!
Сосны были высажены абсолютно параллельными рядами. Перед Петровым с математически правильной частотой возникали уходящие в красно-зеленую мглу длинные узкие коридоры,
образованные стволами сосен. В междурядье подлесок не рос. Землю покрывал толстый слой сухой желто-коричневой хвои.
Откуда-то из глубин памяти всплыла сначала мелодия, а потом начали припоминаться слова песни...
...Сосны с непокрытой головою
Вдоль дорог судьбы моей стоят,
И порой пьянящий запах хвои
Вдруг оглушит как шальной снаряд.
И назад отсчитывая вёсны
Жизнь моя пройдет передо мной.
Море, дюны, мы с тобой и сосны,
Сосны с непокрытой головой.
Время не щадит воспоминаний,
Их смывает как песок волна.
Но стоят всё время между нами
Море, дюны, сосны и война.
Всё кругом опять светло и просто,
Для кого-то вновь шумит прибой.
Как и я, седыми стали сосны,
Сосны с непокрытой головой...(*)
... шептал Петров глядя на то, как мимо проносятся рукотворные лесные аллеи.
А потом лес обрубила опушка. Вдоль полотна пошли бетонные заборы, за которыми угадывались знакомые очертания складов, производственных зданий, бетонно-растворного узла
и гаражей.
Одноколейный путь разветвился, умножаясь на железнодорожных стрелках, семафоры сверкали зелеными и красными огоньками. Электричка свистнула и покатила между
двумя длинными товарными составами.
Стук колес на стыках рельсов усилился. Слева мелькали длинные светлые вагоны-рефрижераторы, справа коричневые товарные вагоны стояли стеной, изредка разрываемой открытыми платформами.
На открытых платформах Петров успевал разглядеть то грузовые машины, то автокран, то бульдозер.
Затем электричка сбросила ход, и, притормаживая, подъехала к платформе-перрону. Как раз напротив окна, у которого сидел Петров, оказалось здание вокзала.
(*) - Песня из к/ф "Человек в проходном дворе" (1971г.), слова Н. Олева.