Здесь, коллеги, прошу публиковать свои прозаические произведения, не связанные с темой "Старый ангар". Думаю - так будет правильно. Оставим "Старый ангар" для авиационных воспоминаний, произведений, приключений и авантюр.
Проза
Сообщений 1 страница 30 из 111
Поделиться22014-05-18 21:33:30
Искать увянувшие розы ...
[Бывает малая память и большая память. Малая память существует для того, чтобы помнить малые дела, а большая – чтобы забывать большие. (Джон Ле Карре)]
Ночами...
Когда не спится... Когда Луна через стёкла окна пристально смотрит в измученные бессонницей глаза...
Когда за окном полная тьма... Когда ветви деревьев под порывами ветра... И когда ветра нет...
Когда дым сигарет становится так горек... И когда так вызывающе пуст хрустальный мрак бокала...
И когда холодная рука одиночества прикасается к испуганно сжавшемуся в экстрасистоле сердцу...
Тогда я вспоминаю о механизме памяти. Утверждается что там, в серой массе мозга, на невидимых невооруженному глазу нейронах, электро-химическим способом записано наше Прошлое. Временные паттерны нейронных связей, гиппокамп...
Может быть, может быть...
Но почему? Почему помню так мало? И почему помню только это? И почему так сладостно и так горько находить и узнавать сохранившиеся в памяти события?
И почему в памяти остались именно эти маленькие, никому кроме меня, не нужные и не важные происшествия? А несомненно большое, вероятно важное, исчезло навсегда?
И почему так важно вспомнить как мы звали нашу взводную собаку? И почему помнишь имя, фамилию, лицо и фигуру человека, которого кроме тебя не помнит никто?
Поделиться32014-05-18 21:35:15
Когда мы были на войне.
С утра повели троих на расстрел.
С утра стреляется лучше.
На тощак оно лучше, проверено, а отстрелялся - и сразу на завтрак.
Эти трое шли хорошо. Никого не пришлось погонять прикладом и штыком никого не пришлось кровянить.
Хоть и путь не далёк от просёлка в сторону. До щебкарьера-то старого.
По-над обрывом поставили троих. Капрал зачитал по бумажке.
Как нынче вновь повелось - именем того-то, за то-то да за это, привести в исполнение как меру социальной защиты.
Потом бумажку в карман гимнастёрки нагрудный, скомкав, второпях засунул. И уж заряжать команду тут же и подал. Чего шарманку зазря крутить?
Да нашим ребятам с отделения не впервой выводить в расход - винтовки заряженными держим заранее. Лишь затворы клацнули металлом хором: ку - клус - клан. Такой разговор у затворов винтовок наших.
Один из тех трёх, глаза зажмурил. Второй отвернулся - спиной, знать, принять захотел свою смерть. А третий по-детски светло улыбнулся и покурить на послед попросил.
Капрал посмотрел из-под козырька фуражки на невысокое ещё солнце, почти всухую сплюнул в прибитую росою по-утру пыль. Лицом не дрогнул, скрутил самокрутку, махорку и клок от газеты из кисета достав.
Ефрейтор кромсалом о кремень огниво взбодрил и пыхнул капрал сизым махорочным дымом на солнечный диск. С самокруткой в зубах, оскользываясь на склоне, ножнами на пыли знаки рун чертя, боком-боком спустился к троим на обрыве.
-А курни, курни, паря, вдругорядь то не придется..., -капрал самокрутку третьему в губы засунул, да взад подался к неровному строю на бугре.
Так постояли не долго.
Мы - прохладное дерево прикладов винтовочных поглаживая. Один из них - зажмурившись. Другой - отвернувшись. А третий - с руками связанными за спиной, и с дымящейся самокруткой в кривой щели рта на лице, к небу поднятому.
И команда: -Цельсь! И команда: -Пли! И отмашка капраловой шашки сверкнула на солнце.
И сухо протрещало на косогоре, и эхом отдало от стенки щебкарьера супротив, и трое упали с обрыва на холодные камни на дне.
Божедомов среди нас не было.
Вскинули винтовки на ремнях за спину и пошли колонной по одному к селу, где на околице дымила полевая кухня.
Поделиться42014-05-18 21:38:35
Когда деревья были большими-II.
А всё-таки, интересная штука, память.
Если разыскать научные объяснения механизму памяти, то узнАешь - для того чтобы запомнить что-нибудь, необходимо чтобы в структуре молекул ДНК произошли биохимические процессы. Итогом этих процессов является расположение в молекуле оснований аминокислот особым образом, сродни знакам кодированного сообщения на телеграфной ленте.
И, вот, лежат эти "ленты" в темноте нашего мозга и терпеливо ждут раскодировки. Однажды, рано или поздно, утром или ночью ты начнешь вспоминать.
Зачем надо вспоминать? А зачем надо было запоминать? Вопросы не алгоритмизируются.
В утешение собственному незнанию, вспоминаешь кстати стихи Владимира Владимировича: -Ведь, если звезды зажигают - значит - это кому-нибудь нужно?
Значит - кто-то хочет, чтобы они были?
И понимаешь, что не только ты один задаешь вопросы, на которых не существует точных ответов...
... Дом стоял на берегу реки...
[Построили его, вероятно, до революции на территории фабрики, которая изготовляла красители. В доме в те времена, предположительно, располагались заводоуправление и аппартаменты хозяина фабрики. После революции 1917 года в зданиях и сооружениях фабрики разместился инструментальный завод "Оргавиапрома". В феврале 1943 года это уже был Опытный завод Авиапрома.
Предположительно после революции дом был отдан под заводское общежитие.
С годами жизни кодировка на "лентах памяти" стирается. Иногда этот процесс заходит столь далеко, что образуются обширные лакуны, и тогда остаются только отдельные "островки памяти".
Но сожалеть об этом процессе не стоит, потому что настанет день, когда и эти "островки" погрузятся на дно беспамятства, подобно легендарной Атлантиде, и если не оставить никаких записей, то о жизни на этих "островках" либо не вспомнят вовсе, либо понапридумают всяческой ерунды.
А потому отправимся в неспешное путешествие по архипелагу воспоминаний. И воспоминания эти отнюдь не гомерические. Это не обширное полотно бытия. Это лишь малые штрихи на полотне бытия мальчика-подростка, которые становятся такими дорогими для старика. Мальчика звали, допустим, Фёдор.]
...Дом стоял на берегу реки. До невысокого глинистого обрыва, поросшего кустарником и ивами от дома было метров сто. Когда мальчик заболел коклюшем бабушка выводила его к самому урезу воды - там ему было легче дышать. Потом этого дикого берега не стало - была сооружена набережная из серого гранита с черной чугунной оградой.
Между домом где жил мальчик и рекой был еще один дом. Дом был двухэтажный каменный, покрыт штукатуркой и не очень большой. И у него было широкое каменное крыльцо. В доме жило несколько семей памяти о которых не осталось. А вот на втором этаже жил один из друзей мальчика. Друга звали Саша О-в и он носил очки.
Дверь квартиры, где жил Саша выходила на лестничную клетку. Лестница была каменная, со стертыми ступенями. На стене напротив двери сквозь побелку проступало затертое красное пятно довольно большого размера. Подростки рассказывали друг другу, что когда-то давно, кто-то из жильцов убил кошку, взяв ее за хвост и ударив со всего маха об стенку.
С противоположной стороны дома был отдельный вход в квартиру, где жил еще один мальчик, имя не вспоминается. Именно ему Фёдор однажды сломал нос. Но об этом позже.
Дом, в котором жил мальчик Фёдор, был трехэтажным. У дома было высокое каменное крыльцо. Подняться к входной двери можно было с двух сторон крыльца - вдоль фасада дома. Прямо посередине крылечного фасада, чуть выше уровня земли находилось большое квадратное отверстие. В соответствии с дворовой легендой это был люк, через который в домовую котельную загружали уголь или дрова. Это люк притягивал к себе всех мальчишек двора, но никто из них так и не попал в котельную через это отверстие. Было там какое-то препятствие. Но препятствие это было не сплошное, потому что помнится страшная густая темнота и пустота за.... Проломами в кирпичной кладке? Прутьями решетки? Теперь уже и не узнаем почему мальчик Фёдор не пролез в котельную через этот люк...
Входные двери были большими, тяжелыми, деревянными, крашеными многими слоями кое-где облупившейся краски. В дверь был врезан большой замок с железыми накладками, с фигурным отверстием под давно утерянный ключ. Однажды зимой Фёдор, по совету приятелей, прикоснулся языком к стальной накладке замка. Язык моментально примерз к металлу. Фёдор до сих пор помнит ту резкую боль в языке, которая сопровождала его попытки освободиться из этой "дружеской" западни. Ему показалось что он никогда не сможет освободиться, и тогда он рванулся, как рвется попавший в капкан зверь. Зверь разрывал связки и ломал кости, а Фёдор лишился частички поверхности языка. Было больно, шла кровь. Фёдор тут же сцепился с кем-то из мальчишек и они принялись тузить друг-друга кулаками.
За дверью был темный подъезд. С тремя ступенями на площадку первого этажа. На эту площадку выходило две двери из квартир. В одной из квартир жила девочка, которую звали, допустим, Маша.
Маша любила Фёдора, по-детски невинно и чисто. Но Фёдор тогда не думал ни о чем таком. Для него Маша была таким же участником дворовых игр, как и друзья-приятели мальчишки. Надобно сказать что сохранилась старая фотография Фёдора и Маши. Папа Фёдора сфотографировал их вместе. Маша была красивой девочкой.
У Маши была мама и бабушка. Однажды бабушка умерла. В те времена все три дня до похорон покойник находился в квартире или комнате где он жил до смерти. Наверное было лето, потому что к ним приходил бальзамировщик. Дверь в их квартиру была распахнута настежь. Фёдор запомнил резиновые перчатки на руках бальзамировщика и резкий запах химикалий.
Это был запах свеженанесенного на гроб лака, но Фёдор тогда этого не знал, потому в его голове "каша" из запаха и бальзамировщика сохранилась довольно надолго. Ну, вы понимаете...
От первого до третьего этажа в пустом оштукатуренном и побеленном пространстве лестничной клетки поднимались пролеты деревянной лестницы со скрипучими ступенями. Лестница была очень старой. Наверное ее сделали из дубовых балок и досок. За годы поверхность дерева почернела и покрылась морщинами и трещинами.
На площадке второго этажа выходили высокие двери двух квартир. Кто там жил? Ответа нет.
А вот и третий этаж. Лестница не заканчивалась на площадке этажа, а поднималась, став Уже, на чердак. Фёдор не помнит ничего про этот чердак.
Прямо с площадки была широкая, вечно открытая, дверь на общую кухню. Влево и вправо от площадки уходили полутемные коридоры коммуналки. В эти коридоры с двух сторон открывались двери комнат.
В левом коридоре жило девять семей, а в правом, более коротком - семь. Цифры не точные, просто так, через толщу лет, кажется сейчас Фёдору.
В торце каждого коридора было по одному широкому окну. Там же располагалось по одному санузлу. Причем унитаз был установлен в помещении с окном, выходящим на торец дома, а раковина с трубопроводом холодной воды была установлена за стенкой, в темном и узком помещении.
Из окна левого коридора, того в котором была комната родителей Фёдора, открывался вид на крытую крашеной жестью крышу соседнего двухэтажного дома, а уж за этой крышей, за рекой, виднелись серые стены и колокольня монастыря.
Поделиться52014-06-04 08:41:31
За Голубой Змеей
После столь неожиданного роспуска Мирового Совета в 133-м и до своей странной смерти, Комов только и успел распорядиться о метаморфозе всех файлов КОМКОНА-2 в БВИ. Об информации хранящейся на кристаллах и на прочих, совсем уж архаичных носителях, пришлось озаботиться мне самому.
Я помню весь ужас тех дней. Обстановка менялась ежечасно. Всех находящихся в Свердловске сотрудников Отдела я посадил за мониторы Информатория для сбора и первичного анализа происходящего. Кое о чем я уже начал догадываться, и меня охватило ожесточенное отчаяние. Или отчаянное ожесточение.
"Псы раскаяния кусали мои лодыжки" - почему мы опять вынуждены плыть по течению событий, а не направлять сам поток?
Как там у Верблибена: "Ты мёртв, я - жив. И в чем между нами принципиальная разница? "
Это ж надо, прозевать такую интерпретацию!
Было мне тогда всего девяносто семь лет. Помнится, я подумал, что вряд ли теперь мне удастся написать мемуар, а если и удастся, то читать его возможно будет некому.
Рассчитывать на помощь со стороны Люденов нам не приходилось. Судя по всему, им тогда было не до остального Человечества.
Как такое могло произойти и какими сверхвозможностями надо обладать, чтобы заблокировать их в непостижимых пространствах других измерений? Ответов на эти вопросы я тогда ещё не знал.
Острая тоска резала сердце. К чему-то вспомнил я странную судьбу Лёвы Абалкина, и не менее странную его кончину. Да и покойный Экселенц, что-то скрыл от меня, недосказал, навсегда уйдя вслед за Лёвой.
Так, перебарывая тоску, я начал опустошать индивидуальные ячейки хранилищ на рабочих местах сотрудников. Проблемы большой не было - у меня, как у начальника был универсальный ключ от всех ячеек.
Рабочие материалы моих инспекторов - кристаллы, диски, гораздо реже - заккурапии... тьфу-ты, папки в твердых пластмассовых обложках со старинными магнитными зажимами для пластиковых и бумажных носителей, потоком летели в объемистый сетчатый кузов кибер-тележки.
Последним я вскрыл свой собственный сейф, название которого вспомнил сначала на хонтийском - кинко. Этот сейф мне достался по наследству от Экселенца.
Внешне сейф ничем не отличался от старой доброй работы арканарских кузнецов, но сделан был из силикета. Экселенц рассказывал, что первым хозяином сейфа был тот самый печально известный дон Румата Эсторский.
После Арканарской резни и смерти дона Рэбы, ликвидаторы Института Экспериментальной Истории вывезли для утилизации на Планету этот сейф, вкупе с прочим земным оборудованием. А молодой и энергичный Рудольф Сикорски, будучи в те времена аспирантом кафедры Базисной теории капитализма ИЭИ, в качестве тренировки, без спроса, позаимствовал этот сейф у зазевавшихся ликвидаторов.
Я быстро выгреб из ячеек сейфа все носители, заодно со всякой прочей ерундой, имеющей свойство скапливаться на рабочем месте.
Это были, как-то: две необычайно красивые раковины с Яйлы; бронзовый ируканский метательный нож; цветная фотография древней жидкотопливной ракеты, похожей на гигантский винтовочный патрон; кусочек янтарина, похожий на раздавленную пуговицу от пальто; банка "газированной глины"; Большая Круглая Печать; кусок жевательной коры Белого дерева; обоймы к пистолету "Херцог", да и сам пистолет в придачу; невзрачный серенький тубус "слега"; умклайдет в вязаном шерстяном чехольчике с лямкой; горсть неразменных пятаков; скальпель из нержавейки, найденный во время моей последней заброски в Лес, портрет Странника, грызущего яблоко...
Да, чего там только не было... Всё, всё, безжалостно полетело в корзину.
Сгоряча я хотел закатить доверху груженую кибер-тележку в списанный "Призрак-Пингвин", да загнать его в Подпространство до скончания веков... Да вовремя опомнился. Это был бы необратимый поступок.
А незабвенный Горбовский учил нас не совершать необратимых поступков, а лишь выбирать из всех возможных поступков самый добрый...
Потому я просто выкатил тележку в дальний конец коридора и вывалил всё её содержимое в приемный лоток Линии Антидоставки (в просторечии - в мусоропровод).
Потом я повернул лоток на горизонтальной оси и содержимое лотка с шумом и бряканием посыпалось в титановую трубу Линии Антидоставки. Я уже вознамерился отойти от мусоропровода, да обратил внимание на то, что закрытию лотка что-то мешает.
Это оказалась заккурапия с потертым, ставшим от старости ярко-желтым пластмассовым переплетом. Вытащив заккурапию и закрыв поплотнее лоток, я с любопытством прочитал на этикетке полустертые печатные буквы ТЕМА 009: "Визит старой дамы". Том LXXIII.
Незабвенный Экселенц учил меня, что в жизни нет места случайностям, надо обращать внимание на любые мелочи. К тому же, прочитанные много лет назад отрывки из монографии доктора Айзека Бромберга о Монокосме, обязывали меня соответствовать обстоятельствам.
А потому, я забрал заккурапию с собой в кабинет, переключил все каналы связи на Кикина, сделавшись как бы недоступным, и забравшись с ногами в стоявшее около окна гигантское кожаное мемореальное кресло Экселенца, с любопытством открыл папку.
Под магнитным зажимом имелась пачка бумажных листов разного формата и разной степени сохранности. Хотелось мне засунуть эту пачку в транслятор, да остановило меня ощущение дежа вю...
Будто было уже что-то такое со мною... Пачка бумаги под зажимом... Приемный карман транслятора...
Я тряхнул головой, освобождаясь от морока. Пусть будет бумага и буквы на ней, печатные и рукописные. На первом листе, немного измятом, и почему-то ощутимо радиоактивном, было напечатано:
РАПОРТ-ДОКЛАД
№017/58
КОМКОН-2
"Урал-Север"
Дата: 26 декабря 58 года.
Автор: М. Вайс, инспектор.
Тема 009: "Визит старой дамы".
Содержание: экспедиция за Голубую Змею.
Я не сразу вспомнил кто такой этот инспектор М. Вайс, а потом, вдруг дошло!
В 58-м Экселенц поручил мне организовать и прикрывать Комова, Раулингсона, Абалкина и Вайс, которых под видом экспедиции Департамента науки надо было доставить в Крепость.
Так вот кем была на самом деле Марта Вайс... А я-то думал, что ее кроме ретрокибернетики ничего не интересует. Помнится я даже за ней немного начал ухаживать...
Впрочем был я тогда совсем молод и юношеская грусть-тоска по нелепо погибшей Раде была так мучительна, что хотелось хоть немного отвлечься... Кто из нас не терял близких людей? А тут почти сразу ушли на закат и Гай, а вслед за ним и Рада... Массаракш! Тридцать три раза массаракш!
Я полистал рапорт-доклад Марты, почитал ее творение, перескакивая с пятое на десятое. Рапорт был написан в манере "артист" и читать его было бы одно удовольствие, если бы не мои собственные воспоминания той поры.
Помню, было мне совсем не до этой группы и не до этого задания.
В ту пору на повестке дня стояло восстание в Пандее и первый массовый десант Островной Империи. Вы то должны понимать, что такое десант группы флотов "Ц"!
Я, буквально разрывался между попытками организовать оборонную работу на национализированных предприятиях; попытками привести хоть в какое-то соответствие с реальными потребностями фактические возможности с объемами военных перевозок железнодорожной сетью страны, и распределением медицинской гуманитарной помощи, прибывающей с Земли.
Но Экселенцу было виднее, и я отправился за Голубую Змею.
У Комова имелся собственный план экспедиции. Он хотел сначала обследовать побережие в районе Курорта на предмет определения демографического давления со стороны Островной Империи. Но мне, не без помощи Экселенца, удалось отговорить Комова от этой затеи.
Я сразу заявил, что не смогу гарантировать безопасность группы на побережии. Слишком велика была вероятность столкнуться с десантными партиями с какой-нибудь Белой Субмарины. Хоть побережие и прикрывалось танковыми патрулями Боевого Легиона, хоть и бороздили прибрежные воды катера Береговой Охраны, но факты вещь упрямая.
Уж я-то не по-наслышке знал кто выходил победителем из большинства приморских инцидентов еще в те времена, когда с нашей стороны использовались передвижные излучатели... А уж теперь-то, после того как я взорвал Центр и переубедил Экселенца в отношении использования башен ПБЗ...
А потому отправились мы на Юг на двух армейских вездеходах по переправе через Голубую Змею. Естественно, что все члены группы были переодеты в военные комбинезоны без знаков различия и имели соответствующие документы Департамента Науки.
На подъезде к мосту на контрольном пункте нас остановили легионеры. У нас проверили документы и досмотрели багаж. Из предмостного блиндажа выглянул офицер, в котором я еще издали узнал ротмистра Чачу.
В последний год мы с ним довольно часто сталкивались по делам службы, и между нами установилось вооруженное перемирие.
Я, с моими теперешними документами, был ротмистру, как говорится, не "по-зубам". Но ротмистр был старым служакой и знал Устав караульной и постовой службы, а потому самолично поприсутствовал при досмотре.
Нет, вездеходы и вещи осматривали солдаты-легионеры под руководством капрала, а вот наши документы проверял лично ротмистр Чачу.
Внимательно просмотрев три раза все документы, ротмистр вернул мне всю пачку сразу, козырнул изувеченной рукой, длинно сплюнул в сторону и насвистывая "Уймись мамаша", прихрамывая направился к блиндажу.
Я длинно сплюнув в другую сторону и напевая "День — ночь — день — ночь — мы идём по Африке, День — ночь — день — ночь — всё по той же Африке. (Пыль — пыль — пыль — пыль — от шагающих сапог.)" в моем переводе с английского, полез в головной вездеход.
Полосатый шлагбаум пополз вверх, вездеходы взревели двигателями и покатили по разводному мосту через Голубую Змею.
Через четыре дня езды по старой раздолбаной бетонке Шестой Трассы на Юг, миновав две армейских заставы, мы углубились в Страну Мутантов. Еще через сутки я встретился с принцем-герцогом.
Передав ему несколько тюков с медикаментами, три переносных дезактиватора и ящик с пищевыми концентратами, мы оставили наши вездеходы на бывшей городской площади, рядом с каким-то оплавившимся памятником и направились в Лес.
Собственно это был не лес в нашем земном понимании, а старый укрепрайон. Я шел первым, выполняя роль проводника и с благодарностью вспоминая своего первого местного учителя, старину Рыжего Зефа.
За два перехода мы добрались до того входа в Крепость, о котором мне когда-то рассказывали следопыты-мутанты. За время пути, вопросов у меня ни к кому из землян не возникло. Все же люди были все подготовленные, даже стажер Абалкин был выше всех похвал. Мне было трудно услышать и увидеть его, когда он двигался по лесной чащобе.
А вот понервничать из-за лесных обитателей пришлось. Весь путь от поселка мутантов до входа в Крепость нас сопровождало несколько Голованов. Причем видел я их не глазами, а лишь чувствовал их невидимое присутствие. Эти цзеху действовали мне на нервы.
Впрочем Комов и Абалкин были от них в восторге. Еще бы - Комов, знаменитый Атос, член Комиссии по контактам, открыватель биологической цивилизации на Леониде! И Абалкин, неофит-прогрессор, кинолог-профессионал... Они оба мечтали об установлении первого контакта с разумными киноидами - Голованами.
Раулингсона и Марту интересовали кибернетические устройства Крепости, с перспективой перехватить управление у Боевой информационно-управляющей системы и замкнуть сие управление на себя. Великое дело, между нами, кибернетиками!
Я же, как проводник, свое дело уже выполнил, так что мне осталось выполнять обязанности охранника. То есть следить, чтобы остальные живыми и здоровыми вернулись на Землю.
Мы разбили походный лагерь на мирной лужайке у небольшого холмика, в котором имелась
пещера, она же - вход в Крепость.
И начались наши экскурсы в подземные казематы и коридоры, тянущиеся глубоко под землей на десятки километров.
Собственно Марта об этом подробнейшим образом сообщила в своем рапорте-докладе... Я еще раз просмотрел страницы рапорта. Что-то было не так в ее рассказе.
И тут на меня накатило воспоминание.
В тот день Раулингсон и Марта отправились в Центральный пункт, прихватив с собой переносные блоки и мониторы. Судя по их энтузиазму, БИУС Крепости была почти готова к капитуляции.
Я же сопровождал Комова и Абалкина в их вылазке в Пещеру Сомнения. Так они назвали дальнюю часть подземелья, где совсем недавно обнаружили десяток неподвижных Голованов. Нет, они не были мертвы, но и живыми их назвать было нельзя. Казалось они находились в кататоническом оцепенении.
Я пытался с несколькими из них установить психологический контакт, удалось мне это лишь настолько, чтобы понять - все гораздо сложнее, нежели мы думаем.
Мы долго передвигались по тёмным подземным коридорам Крепости. Фонарей, понятное дело мы не включали, так как они нам бы только помешали. И вот, добравшись до валяющихся на бетонном полу Голованов, я вдруг почувствовал сбоку угрозу. Это было последнее что я помню.
Через десять часов нас, всех троих нашли Марта и Раулингсон, и доставили по-одному на поверхность. Мы не приходили в себя, а потому Раулингсон вызвал "Подсолнечник", десантный звездолет, вращавшийся на геостационарной орбите над Саракшем, и за нами выслали бот с медиком.
Ни Комов, ни Абалкин, ни я, ничего не помнили. Проверка всех троих на ментоскопе не дала результатов. В наших воспоминаниях отсутствовали лакуны.
Было так, как будто кто-то сшил два участка ленты воспоминаний. Вот мы входим в подземелье и тут же, без разрыва во времени оказываемся на борту "Подсолнечника".
Я тогда на это особого внимания не обратил. Закончилась моя миссия, убыли приезжие на Землю без потерь - и ладно, пора приниматься за настоящее дело.
Много с той поры чего произошло. Не стало с нами Лёвы Абалкина, Бромберга, Экселенца, Горбовского, Тойво Глумова, Комова... Тяжесть принятия решений легла на мои плечи. Я делал всё что мог, чтобы противостоять прогрессорской деятельности Странников. И вот теперь, в конце, я понимаю что все мы скорее всего ошиблись.
И почему я не заметил в свое время предположений, которые сделала в конце своего доклада Марта? Ведь я должен был читать ее доклад... Она догадалась кто обездвижил цзеху и кто ампутировал память у нас троих.
А теперь и я понимаю что произошло в 133-м...
Sapienti sat.
Ноябрь 133 - апрель 135 года.
Комарово.
Автор графики: fandr
© Copyright: Краузе Фердинанд
Отредактировано Краузе Ф.Т. (2014-06-09 22:42:08)
Поделиться62014-09-15 13:51:05
Записки главного инженера.
Так и назовем.
Так было. Давно. Сравнительно давно. Мне было сорок лет – прекрасный возраст. Доставало сил и здоровья на работу по двенадцать часов, на влезание в чрево механизмов и станков…и на хорошее застолье…
Ладно, ладно, господа читатели, перехожу к повествованию…как говорил один киногерой: «Был у нас в кавалерии один слУчай…»
Итак – утро, провожу планерку. В кабинете собрались мои подчиненные – начальники двух цехов, мастера, технологи и главный энергетик. Все как всегда – выполнение заказов во главе угла. Мастера с утра озабочены - им уже от своих непосредственных – начальников цехов досталось, потому глаза не поднимают, пишут что-то в блокнотах. Энергетик доложил только то, что с обеда не будет пара и десятипролетный горячий пресс остановится, а это - срыв работы. Пресс – наш кормилец. На нем фанеруются изделия – двери, элементы мебели и его остановка…даже не хочу и говорить…объяснения с заказчиком самое неприятное в моей работе. Пар поступает к нам по паропроводу, источник пара - котельная одного из крупных заводов в нашей промзоне, а у них что-то случилось. Плохо всем, в том числе и городу. Отопление в домах будет выключено на время. Да, плохо всем и нам…представляю, как буду оправдываться…завтра надо отдавать партию готовых дверей и все шло по плану, а теперь возникла проблема. Деньги заказчик перевел, наше дело отдать в срок заказ и …объяснения мало что значат…середина девяностых…сами понимаете…надо что-то придумывать…
Внезапно открывается дверь и на пороге вижу бригадира участка фанеровки… «Фанеровка горит!» - фраза как будто повисла в воздухе, а через мгновение ворвалась в мозг! «Фанеровка горит!...» - это катастрофа…там дерево, лак, склад готовой продукции…все это проносится в голове, а ноги уже несут меня по лестнице вниз, на территорию. За мной слышен топот ног остальных…выскакиваю из здания управления – черный дым валит из дверей цеха…так – люди вышли, а все ли вышли? Это сейчас главный вопрос – все ли вышли, не остался ли в задымленном и горящем цеху кто-нибудь, не упал ли, нахватавшись дыма…подбегаю…»Все вышли?!» - вопрос к сбившимся в кучу закопченным рабочим…»… отвечают вразброд – «Вроде все …», а мысль – «Надо проверить». Вдохнул воздуха и вовнутрь, в дым …навстречу бежит один из рабочих, кашляет надрывно, но успевает сказать – «Потушили, Сергей Иванович, потушили… Толя (это бригадир), обесточил цех, рукав размотал и гидрант включили …потушили»…он убегает навстречу свежему воздуху, а я вперед, смотрю под верстаки, под станки …воздух еще есть, но грудь уже разрывает, еще с десяток секунд и я тоже едва не хлебнув черноты, вываливаюсь в проем ворот…все …людей нет…все вышли…остальное потом…сирена звучит как музыка – пожарный «ЗиЛ» уже въезжает в ворота… и вот он уже у ворот цеха. Выскакивает их кабины знакомый лейтенант-пожарный…кричу ему, шок еще не прошел, потому кричу, хоть он и рядом – «Леня, проверь людей, я смотрел…проверь…!!» Он поворачивается к своим пожарным, высыпавшим из машины - «Надеть изолирующие…за мной!»…они исчезают в дыму. Подбегает бригадир – «Сергей Иванович, все вышли, я пересчитал…и огонь потушили…»…
Через полчаса – пожарные проверили цех, пострадавших нет. Немного надышались дымом, но это так, семечки…главное - все живы. Успели мои столяры закрыть противопожарную дверь в склад с готовыми дверями, полсотни дверей закопчены – ничего, отмоем…
Разбор полетов.
Передо мной стоит электрик Сидоров, пожилой, опытный, а щетина трехдневная и запах, вот ведь, куда энергетик смотрел! Объясняет - пришел по вызову в покрасочное отделение - у маляра погас свет… вместо тестера, стал проверять цепь «контролькой», лампой на 220 В с оголенными концами провода…искра упала на свежий лак…дальше, а что дальше…вспыхнул лак и как порох вспыхнула древесная пыль от шлифовки дубового шпона …
За столом, а «поляна» - часть обязательных действий после пожара, заместитель начальника ОВПС (отряд военизированной пожарной службы) нашего района, майор, мой одногодок, сказал, склонившись ко мне: «Сергей, скажи своим сторожам - в следующий раз (тут он сплюнул три раза), не дай Господь, пусть не 01 набирают, а местный номер пожарной части, она же от вас в пятистах метрах. А то, ведь когда прошла информация по 01, что горит деревообрабатывающий завод, в трех городах, за пятьдесят километров машины по тревоге были отправлены. Наши две первыми успели, остальные вернулись…такие дела. И еще – я должен тебя оштрафовать…вот если бы не звонок по 01…»
Мы чокнулись и выпили…
Электрик Сидоров был уволен.
Главный инженер, то есть я - оштрафован на пять минимальных зарплат.
Бригадир Толя получил премию за правильные действия при возгорании.
В два дня отмыли закопченные двери.
Пар нам не отключили – в котельной справились с аварией быстро.
Лучше иметь трезвого электрика и …пусть бы отключили подачу пара…вместо пожара…
А еще у нас был случай…но это уже в другой раз…
Поделиться72014-09-15 14:44:43
Ага! Ага!
Поделиться82014-09-17 08:32:56
К вопросу о некоторых парадоксах в пространственно-временном континууме “дмб” в свете теории Эйнштейна-Подольского-Розена.
На 18-тилетие родители подарили мне наручные часы. Квадратные такие… Блестящие… Точно такие, какие можно увидеть на руке Андрея Миронова в фильме “Бриллиантовая рука” в сцене на палубе “Михаила Светлова”. Это там, где он поёт “…там живут несчастные люди-дикари…”
Той осенью меня рановато было брать в армию. А вот весной 19..-го пришла повестка из военкомата…
Ума у меня хватило только на то, чтобы не брать с собой новые часы. А взял я с собой часы, которые нашёл летом на пляже, плавая с маской вдоль берега.
Часы, конечно, не шли, но дед снял с них заднюю крышку и поместил на сутки в рюмку с водкой. А может и самогонкой…
Самогонка была очищенная и крепкая. По крайней мере, налитая в стальную ложку, эта самогонка охотно горела синим пламенем, будучи подожжена от спички.
В любом случае, после этой процедуры часы просушили, и они начали более-менее точно отсчитывать время. Часы были самые простецкие – светлый круглый корпус, чёрный циферблат.
Марку часов не помню. Вот эти-то часики я и взял с собой в армию.
Ещё в ШМАСе, в Вышнем Волочке, я их сменял на другие часы. Дело было так. Вдруг среди курсантов пошла мода: -Махнём не глядя!
Не глядя махались всякой ерундой – для смеха и со скуки. К примеру – сигарета на пуговицу. Во всех остальных случаях, конечно, смотрели на что махаемся.
Коля Сорокин, с которым мы были в хороших отношениях, предложил махнуться часами. У него они тоже были не новыми.
Корпус был жёлтого металла, циферблат белый. Но для меня было главное, что рядом с цифрами стояли точки, покрытые фосфором, и стрелки тоже были покрыты фосфором.
Кто ночью просыпался в тёмной казарме, или стоял во мраке на посту, знает, как важно знать, который час.
На моих-то часах с чёрным циферблатом приходилось искать хоть какой-то блик света, чтобы рассмотреть внапряжку положение стрелок. Несмотря на то, что найденные часы напоминали мне о некоторых моментах прежней гражданской жизни, я охотно махнулся часами с приятелем.
Интересно, что и я, и он, сохранили эти часы до “дмб”. Потом, на гражданке, я их конечно больше не носил, потому что уж больно они были затёрты. Они долго лежали у меня в ящике письменного стола, пока куда-то не подевались.
А жаль. Кроме того, что они показывали время…
Вот представьте – ночь, темно… Кубрик в казарме, там, либо в карауле… А ты отворачиваешь рукав, и смотришь на горящий нежно-зеленым цветом венчик точек и чёрточек.
Греет. Греет то, что мы привыкли называть душой, за неимением других объяснений этому феномену.
Почему я начал вспоминать о часах?
Потому что часы имели прямое отношение (как измерительный прибор) к тем парадоксам Времени, которые наблюдались в армии.
Время в армии резко замедляет свой ход относительно хода времени гражданки. На гражданке два года пролетают незаметно. В армии два года длятся значительно дольше. Даже если у тебя есть в армии интересная и нужная для Родины работа.
Помню, как я ненавидел строевую песню со словами: … Через две, Через две зимы… Через две, Через две весны… Отслужу как надо, И вернусь…
Ненавидел я эту песню за обман. Это только в песне там быстро проходят времена года. Ненавидел я эту песню за напоминание о том, сколь долго мне самому ещё осталось служить. Да и никакой плачущей по мне девчонки в природе не имелось…
Во время службы для учета прошедшего времени применялось несколько способов.
Первый способ был похож на ритуальное убийство времени. В маленьком карманном календарике швейной иголкой протыкались дни.
Некоторые из нас в нетерпении протыкали наступающий день с утра. Некоторые же пронзали почти прожитый день перед отбоем. Лично я старался протыкать только уже безвозвратно прожитый день, на утро следующего.
Кто бы знал, как тяжело было удержаться от желания проткнуть наступающий день! Но, проделав такой фокус пару раз, я испытал нешуточные страдания.
Ведь от того что я проткнул наступающий день иголкой в календаре, этот день не закончился. Мне только предстояло его прожить! И это чувство было мучительным. С тех пор я убивал только прошедшее время, морально получая небольшое, но удовольствие.
Второй способ заключался в том, что на запасе длины поясного ремня (того запаса, что подвернут внутрь) из кожзаменителя, по прошествии каждого месяца вырезался треугольный зубец. Этот способ не заменял протыкание иглой чисел в календаре, а только логичным образом дополнял первый способ. Причем моральное удовлетворение от вырезания зубца было раз в тридцать сильнее, чем от протыкания календаря.
Но! Но как же было невыносимо тяжело видеть внушительный ряд зубцов на ремне кого-нибудь из замкомвзводов, и сравнивать с несколькими зубцами на своём ремне!
Третий способ. Все знают, что на поясном ремне положен, так называемый тренчик, в который и заправляется запас длины ремня.
Так вот… Тот, кто прослужил один год в армии вешал себе на пояс ещё один тренчик – чтобы все видели, что имеют дело с “фазаном”. Но для этого надо было прослужить 365дней (12 месяцев, 52 недели)… А впереди – ещё такой же океан времени до “дмб”… Но всё равно – приятно было до чрезвычайности. Особенно по-первости, пока не привыкнешь к двум тренчикам на поясе.
Субъективное ощущение – время в армии тянется гораздо дольше, чем на гражданке. Это ощущается как в течение каждого дня, так и в течение каждого месяца. А уж времена года растягиваются на целые эпохи.
И всегда (каждый день) оставшегося до “дмб” времени слишком много, независимо от того, сколько ты уже успел отслужить.
Причем время, отводимое на сон, пролетает мгновенно. Не успеваешь уронить голову на подушку, только глянешь в темноте на зеленоватый венчик точек на циферблате часов (это чтобы испытать наслаждение от мысли, что восемь часов тебя никто не будет кантовать), а уже раздается крик дневального: “Рота! Подъём! Выходи строиться!”
Такое же “сжатие” времени происходит во время принятия пищи. В ШМАСе (до того как научились правильно есть) многие не успевали доесть-допить. Так и вскакивали из-за стола, дожёвывая на ходу то, что из пищи успели засунуть в рот.
“Растяжение” времени сверх обычного медленного его течения, отмечалось во всех нарядах и караулах.
Минимальные значения скорости течения времени отмечались в карауле в зимнее время года.
Вот стоишь-стоишь, бывалыча, на посту. Замерз как собака. Жрать хочется необыкновенно. Уже передумал всё об устройстве мироздания и перевспоминал все достоинства всех знакомых девушек, а смены всё нет и нет.
Смотришь на часы – до смены сорок минут. Начинаешь ходить по посту, стараясь не думать ни о чём. Ходишь час, ходишь два… Опять смотришь на часы – до смены тридцать семь минут. Опять ходишь час… Опять смотришь на часы – прошло две минуты…
Всё! Больше не смотрю на часы!
Встал спиной к ветру, а лицом в сторону, откуда смена придёт. С тоской смотрю в ночную тьму.
Я теперь никогда не уйду с этого поста. Я стою на этом посту с момента образования Вселенной. Я не смотрю на часы, потому что они врут. Наконец, через парочку миллионов лет, появляется разводящий с зябко скорчившимся в своей шинельке моим сменщиком.
Сбрасываю с плеч тулуп, и отдаю его смене. Теперь его черед отстоять миллиард лет на посту. Для меня время резко ускоряется. Чуть не бегом спешим в теплую караулку. Всего через какие-то четыре часа мне опять заступать на пост!
Но все эти замедления времени на постах и в нарядах – совершеннейшие пустяки по сравнению с почти полной остановкой времени после Приказа. Всё! Абзац! Аллес капут!
Время остановилось, а мы, дембеля, как древние мухи в мутном янтаре, застыли во времени. Причём так же медленны и тягучи наши мысли.
Ты уже не здесь, в армии, но ты ещё и не там, на гражданке. Тебя вычеркнули из списков здесь, но и не внесли в списки там. Ты – отработанный материал.
Офицерам от тебя никакого толка. Сослуживцы других призывов ждут только одного – когда же ты свалишь на “дмб”. Когда ты освободишь место под солнцем для них самих?
И время для них тоже останавливает своё движение. Но не так как у нас…
Нам становится всё хуже и хуже… Среди нас появляются экземпляры, для которых их субъективное время начинает идти вспять.
Только мощным усилием воли, вспоминая спасительную мантру: “Дембель неизбежен как Мировая Революция!” в очередной раз (Который уж за этот день?) достаю из нагрудного кармана гимнастёрки три маленьких карманных календарика.
Один из них полностью исколот иголкой и более всего похож на тёрку для овощей. Остальные два похожи на тёрку только наполовину. Я, с чувством не до конца выполненного долга, рассматриваю эти карты войны со временем.
Так, так… Посмотрим… Вот призвали меня 15-го мая, во вторник… Вот первый мой Новый Год в Бузачах, в карауле с понедельника на вторник… Вот второй мой Новый Год, уже здесь, со вторника на среду, в роте проведенный…
А вот когда меня домой отпустят? В мае-то месяце? Дембель в маю – всё по бую… Как же мне дожить-то до тебя, дембель?
Осторожно прячу календари в карман. Смотрю на часы. Время остановилось.
Вспоминаю, как год назад я рассматривал нашего “старика” на Тройке.
Замедленные движения. Взгляд на тебя и насквозь. Взгляд вдаль. Взгляд поверх головы.
Все земные дела уже выполнены: парадка перешита и подготовлена к “дмб”; каблуки ботинок надставлены, обточены и подкованы; офицерскую рубашку раздобыл; все “отличные” значки собраны и готовы тесниться на груди; чемодан куплен; новое полотенце и туалетные принадлежности лежат в чемодане; пара самолётов из плекса выточена… Молодые прибыли… Чего им ещё от меня надо? Почему не отпускают домой?
Чьи это мысли? “Старика” с Тройки? Или мои?
А, действительно, почему не отпускают меня домой?
Но ответов на эти вопросы не имеется. Не я первый. Не я последний.
…Вот наступит май месяц,
Мы уедем домой.
Из окна мотовоза
Вам помашем рукой…
Я помню, как долго тянулись эти дни. Сначала в апреле, а потом и в мае. Зацвели и сгорели под яростным солнцем степные тюльпаны.
Ничего не хочется. Даже аппетит пропал. Но красивые жесты – отдавать свою долю утреннего масла (20 граммов) самому молодому в отделении, сменяются у нас озлоблением – молодые ещё, стариковскую пайку лопать!
Когда… Когда? Когда!? Когда…
Все мысли об этом. Среди нас пошли разговоры о первой партии…
Понятно, это не про меня, но всё же…
Кто? Кто? Вот они – фамилии счастливцев! Ребята! Мы за вами! Следом… Может быть…
Днём нас построят у мотовоза. Лицом к нам встанут уезжающие. В отутюженных парадках. С чемоданами в руках. С ошалелыми от счастья глазами. Замполит и командир поблагодарят их за службу. Отъезжающие гаркнут: “Служим Советскому Союзу!” и полезут в мотовоз. Мимо поплывут вагоны, и знакомые лица за стёклами окон… Мы машем руками отъезжающим… Они – нам…
Но мы остаёмся… Мы остаёмся… Мы остаёмся… Пока остаёмся… Ещё немного… Ещё чуть-чуть… Ведь дембель неизбежен, не правда ли?
Я смотрю на часы. Стрелки остановились. Я поднимаю голову. Солнце застыло в небесах. Теперь оно будет очень долго опускаться к горизонту.
-----------------------------------------------------------------------------------------
Вспомни, друг, как служили
Вместе в Грошево мы.
Вспомни “точки” где жили,
Где работали мы.
Воют в небе турбины,
Хрип команд в ГГС.
Солнце палит нам спины,
Служим мы в ВВС.
Ляжет тень самолёта
На солдатский погон.
Боевые полёты -
Весь в огне полигон.
Шарят в дымке визиры,
Видит всё объектив.
Верят нам командиры
В ЦПУ напряжённо застыв.
Но наступит май месяц,
Мы уедем домой.
Из окна мотовоза
Вам помашем рукой.
Боевые заходы -
Бомбы рвут горизонт.
Мы простились с тобою
Наш степной гарнизон.
Мы своё отслужили,
Позавидуйте нам!
Мы Приказ заслужили,
Мотовоз – дембелям!
Отредактировано Краузе Ф.Т. (2014-09-17 08:36:11)
Поделиться92015-01-09 13:14:48
На улице метель…
Снег падает по замысловатой траектории, кружится высоко вокруг ярких пятен фонарей в еще темном утреннем небе, летит в лицо, но мне не холодно, а даже приятно – зима, наконец-то, зима! Надоевшее сочетание мороза и промозглых бесснежных улиц и дворов кануло в никуда…однако, надолго ли?
Снег скрипит под ногами и на память приходит…нет, не детство счастливое…снег скрипит под сапогами – я разводящий в карауле…армия…ШМАС – школа младших авиационных специалистов…Ночь, мороз, снег скрипит в такт шагов – три фигуры с карабинами…веду караульных на посты – учебный аэродром и штаб. Штаб – пост №1 – Знамя части…снег скрипит, мороз, клапана на шапках-ушанках опущены и завязаны «по-лыжному»…шинель не очень согревает. Согревает ходьба…ходьба…ходьба…
Мы в казарме, нас сменил в карауле другой курсантский взвод…карабины сданы в оружейную комнату. Снимаю сапоги, первый раз за сутки – по уставу в карауле нельзя разуваться…надо быть всегда и ко всему готовым…портянки с болью отрываются от ступней…кровавые мозоли…ходьба…ходьба…ходьба…посты были далеко друг от друга и вернувшись с очередной сменой, почти сразу я уходил с новой…менять часовых…такой был маршрут, и такой был я – молодой, правильный командир отделения...было больно, но – ТАК БЫЛО НУЖНО!
Ничего, ноги заживут. И мы еще походим и побегаем…молодость…ничего не страшно и все возможно…
На улице метель…воспоминания согрели душу…
Поделиться112015-01-09 16:10:44
Да... Ты Сергей Иванович был разводящим? И начкаром в одном лице? Это - да... Каждые два часа...
Поделиться122015-01-09 22:40:36
И начкаром в одном лице? Это - да... Каждые два часа...
В ШМАСе в карауле командиры отделений, ефрейторы, ходили разводящими. Начкаром был командир взвода - лейтенант Додоров, зам начкара - замок мл. сержант Дедов. В Стерлитамаке только сторожевой пост и Пост №1 были на территории школы. Учебный аэродром и склады были далеко, а ходили мы сменять часовых пешком. Это в полку нас возил ГАЗ-66 роты охраны. Поэтому, когда отведешь-приведешь смену, оставалось м.б. минут 20 - 30 и снова в путь...Всё это правда и кровавые мозоли - тоже..
Один раз ходил в караул выводным - выводил арестованного сержанта в сортир, скалывать замерзшее сам знаешь что, и доставка питания в караул. Завтрак, обед. ужин...
А Ты разве в караул в ШМАСе не ходил? Порядок везде один...
Поделиться132015-01-10 00:17:59
В ШМАСе я в караул не ходил. У нашего 113-го взвода был сторожевой пост - класс КТС. Зато потом - довольно много раз.
Там начкаром были сержанты. И выводящим был. У нас была своя гауптическая вахта. Выводил своего приятеля ещё с Волочка - Колю Сорокина на уборку территории. Без всякого разного - как своего, родного.
Отредактировано Штурмфогель (2015-01-10 00:22:55)
Поделиться142015-01-12 15:24:57
Виктор Павлович (Бис)!
Чем можно объяснить Ваш интерес именно к Марсу?
Присутствующие и отсутствующие на этом Форуме (живые и вечно живые) все, в своё время, в том или ином виде побывали
на этой планете (Марс, Арес, Тума, Большая песочница, Красняк).
Некоторые даже завели себе там любимых женщин.
В белых пустующих виллах на равнине Сидонии
Мраморные статуи застыли в продлённой агонии.
В хрустальных шкафах лежат на полках ажурных
Поющие книги в переплётах из аргентума лазурных.
Пережив в летаргии планетарные эонные циклы,
Восстают из кошмаров сна яростные Магацитлы,
В перчатках латных сжимая гладиусы-мечи.
Весь день стада лохматых ленивых хаши
Косолапят на покрытых травой горных склонах.
Древние фрески на стенах застыли в глубоких поклонах.
Соацера опять утонула в белопенных цветущих садах.
Пауки шелестят сухими телами в бездонных колодцах.
Трещин извивы застыли на каменных статуй лицах.
Темны твои подземелья, о, грозная царица Магр!
Перед Тускубом Гусев по земному был нагл.
Но рассеяна и разбита его армия рабочая,
И бежать надо было нам той же ночью.
Двух лун отраженье на воде лежит,
Меж ними звезды луч голубой дрожит.
В иероглифе зелёного от патины причального кольца,
Прочту я неземной любви печальную историю конца.
Тень моей лодки так легка и зыбка
В струях воды из резервуара-цирка.
Тихая мелодия ветра в расщелине скалы
Так похожа на грустную песню флейты-уллы,
На которой всю ночь играл одинокий Пастух
Пока костёр в рассветном тумане не потух.
На Каменном Пороге лежит девушка Аэлита.
Её белая лёгкая туника ядом горьким залита.
Горем был убит, враз поседевший,
С нами поспешно с Тумы улетевший,
Инженер Мстислав Сергеевич Лось…
Той тёмной ночью на Земле мне не спалось.
Пальцы крутили верньер радиоаппарата.
Голос в динамике услышать мне было надо.
Сквозь хрипы помех в радиационных поясах,
Сквозь звон пустоты эфирной в усталых ушах,
Сквозь пляску сполохов Северного сияния,
Услышал я горькие слова расставания…
Поделиться152015-01-23 12:10:19
Из воспоминаний ефрейтора Никольского.
Когда начинаешь вспоминать прошлое – значит начинаешь стареть. С другой стороны – без прошлого нет будущего. Известная фраза, может быть даже - заезженная. Все это так. И у каждого - по-своему.
У меня вот так - отрывки детства, юности, зрелости. Неупорядоченные по времени и месту случайные воспоминания. Цели написать историю своей жизни нет. Пришедшие на память эпизоды хороши тем, что они запомнились, не растворились…
Третий класс школы. На уроке рисования учительница задала домашнее задание – нарисовать свою школу. Точнее – здание своей школы в альбоме для рисования и раскрасить цветными карандашами. Надо сказать, что я никогда не просил своих родителей помочь мне, как тогда говорили - «приготовить уроки». Учился я хорошо, был отличником и в этот раз я принялся за дело самостоятельно.
Не помню уже почему, но я не стал рисовать дома, на столе, как говорится «под линеечку» - чтобы линии были ровные. Я взял простой карандаш, ластик, альбом и пошел к школе. Надо сказать о том, что школа наша стояла в окружении деревьев, в основном елей. Дело происходило на Севере, в Архангельской области, в военном городке, где служил мой отец. Школа была новая и военные строители построили ее прямо в лесу, как и весь наш городок.
Среди деревьев нашелся пенек и я устроился на нем. Здание школы было метрах в пятидесяти передо мной, видно было хорошо и я начал рисовать. Сколько времени я рисовал уже не помню. Но рисунок мне понравился – школа на листе в альбоме была такая, как я её увидел. Я вернулся домой и цветными карандашами раскрасил свой рисунок. Помню, что окрашена школа была в желтый цвет. Быть может потому, что краски севера скупы и в зелени хвойного леса желтое пятно здания школы смотрелось ярко и весело.
На следующий день на уроке рисования учительница ставила нам оценки за домашнее задание. Дети получали пятерки – в их альбомах была нарисована школа. Ровные линии «под линеечку» выглядели аккуратно, все было симметрично и красиво. Все нарисовали школу как чистый и опрятный чертеж, раскрашенный в желтый цвет.
Мне учительница поставила четверку… Замечание было такое – линии неровные, рисунок получился не плоский, как у остальных, а объемный…
По-моему я заплакал…было обидно. Очень обидно, ведь именно ТАК я видел свою школу…Я старался, я нарисовал школу как мне хотелось, как она на самом деле выглядела в окружении деревьев…да, рука моя не смогла везде ровно провести линии…
Я тогда еще не знал различия между рисунком и чертежом, но чувствовал, что я прав – я РИСОВАЛ, а не чертил свою школу…
Учительница, увидев мои слезы, исправила оценку на «пять с минусом», но мне было уже все равно…
Я никогда позднее не жалел, что поступил именно так – нарисовал свою школу «с натуры».
Может быть потому, что именно тогда я неосознанно начинал понимать цену собственного взгляда на вещи…
Поделиться162015-01-23 14:25:19
Браво, г-н Ротмистр!
У Вас получилось написать и задеть.
Поделиться172015-01-23 14:35:50
Благодарю, г-н Штурмфогель!
Пытаюсь записать ускользающее...
Поделиться182015-01-23 14:47:18
Иду на грозу :: Гранин Даниил
Страница: 115 из 471
Пересвистывались птицы. Шурша, осыпалась сухая хвоя. Крылов вслушивался, и было страшновато, как будто он различал воровские убегающие шаги Времени.
Никакие теории относительности, и системы координат, и понятия дискретного времени, и новейшие физические гипотезы не могли помочь ему, все оказывалось бессильным
перед этим простейшим временем, отсчитываемым ходиками, листками календаря, закатами, — неумолимым, первобытным временем.Он вышел к озеру. Песчаные отмели шумели, ворочались сотнями человеческих тел. Со стуком взлетали мячи. Там, где у дымной полыньи когда-то чернела фигура Наташи,
скользили лакированные байдарки и мокрые весла вспыхивали на солнце. Из воды в крутых масках высовывались марсианские морды ныряльщиков.Холодное и ясное отчаяние охватило Крылова. Наконец-то он понял, что никогда, никогда не удастся вернуться в ту зиму. Никакая машина времени не властна над прошлым.
Перенестись в будущее — пожалуйста, но ему не нужно было будущего, он искал прошлое.
Поделиться192015-01-25 13:11:24
НЕМНОГО ТРАНЗИСТОРОВ И ШЕСТЕРЁНОК
Преамбула:
Четыре закона роботехники.
1. Робот не может причинить вред человеку или своим бездействием допустить, чтобы человеку был причинён вред.*
2. Робот должен повиноваться всем приказам, которые даёт человек, кроме тех случаев, когда эти приказы противоречат Первому Закону.*
3. Робот должен заботиться о своей безопасности в той мере, в которой это не противоречит Первому и Второму Законам.*
4. Робот нарушивший первые Три Закона становится человеком.
Примечание:
* - Три Закона роботехники, сформулированные писателем А.Азимовым.
------------------------------------------------------------------
Дыша горелым машинным маслом, лоснясь тормозной жидкостью и циатимом, стуча разболтанными поршнями в цилиндрах двухтактного движка, снятого со списанного мотоцикла "цундап",
в окно хаты просунулось помятое жестяное лицо со следами недельной ржавчины на подбородке и щеках.
Поблескивая фотоэлементами панцер-гренадёр осмотрел горницу и произнёс железным голосом: -Матка! Бензин, смазка е? Бистро, бистро! Дали, дали!
Старуха-автохтонка в испуге прижалась спиной в Красном углу под образами.
-Нет, милок, нихтс! Ничего не имам! Всё в военные поставки забрали... Пощади, милок!
Старуха с грохотом повалилась на колени, и начала бить поклоны в сторону окна.
Панцер-гренадёр со скрипом ощерился, смачно сплюнул антифризом на пол и с треском начал проходить сквозь стенку рубленой хаты.
На всё это непотребство с грустью смотрел с иконы Святой Мэкэникэл Мэн. Нарисованные на его исцарапанном и корродированном лице фотоэлементы принялись скорбно источать амортизационную жидкость.
Начинался обычный погром.
Отряхнув с плеч обломки брёвен гренадёр сделал два скрипучих шага и нагнулся над распростёртой на полу автохтонкой. Та, перестав причитать, повернула свою голову на 180 градусов и взглянула в страшное лицо оккупанта.
-Ты есть старый ломаный шарнир! -прогремел гренадёр.
От издаваемых бофорсовской стальной мембраной звуков, полка в Красном углу завибрировала и икона Святого Мэкэникэла Мэна обрушилась на пол. За ней последовали две венчальные бошевские свечи, покрытые чёрным нагаром.
Гренадёр наподдал икону кованым носком своего сапога. Дерево беззащитно крякнуло и оклад распался на дощечки. Сквозь трещины выкатилось с десяток роликовых подшипников дюймового диаметра.
В этой глуши такие подшипники очень ценились как средство оплаты. Их копили на приданное дочерям.
Видать это и было бабкино жалкое приданное, припрятанное на чёрный день.
Панцер-гренадёр нагнулся и сгрёб чиненной, всей в клёпках и заплатках, широкой ладонью подшипники. Отправив их в набедренный встроенный контейнер, гренадёр ещё раз нагнулся, и просунув свои руки подмышки
бабки поднял её на ноги и прислонил к стенке.
Приказ по бригаде под страхом разборки на запчасти запрещал насилие над местным населением, да и сам гренадёр предпочёл бы молодую бабёнку этой старой рухляди, но на безроботьи и швейная машинка баба.
На войне как на войне... Война всё спишет в ЗИП...
Гренадёр уже нащупал на плохо зачищенном обычным песком корпусе бабки, по бедности смазанным от коррозии постным маслом, крышку люка над электророзеткой. Но тут в поле зрения его левого фотоэлемента попался
бабкин вольтметр. Погнутая стрелка за мутным треснутым стеклом остановилась на шкале недалеко от нулевой отметки.
Учитывая, что вольтметр был третьего класса точности, можно было считать что бабка уже в начале Линии Разборки, в конце которой её ждёт Блаженный Антикитерский Механизм с сонмом Присных и Невинно Демонтированных в Отрочестве.
Бросив бабку у стены терять последние ватты жизни, гренадёр по имени ГээНэС не теряя времени прошёл сквозь закрытую дощатую дверь в сени.
-Клянусь встроенным магнитометром и постоянным током, где-то они его прячут! -проскрипела мысль в позитронном мозге ГээНэСа.
Но и в сенях он ничего не нашёл, кроме старой цепной упряжи, висевшей на гвозде на стене, каких-то драных накидок и засаленных картузов, да деревянного бочонка, с дикой сушёной станиолью, судя по шелухе на крышке.
С досады пнув бочонок ногой, ГээНэС удивился его массивности. Схватив зачем-то стоящую в углу сеней железную переодическую арматурину, гренадёр сбросил круглую крышку с бочонка и принялся протыкать станиоль арматуриной.
Несколько раз конец арматурины задевал за что-то, стоящее на дне бочонка и скрытое под слоями станиоли. Дальше надо было быть осторожным, а потому ГээНэС склонился над бочонком и запустил по плечевой шаровой сустав руку в станиоль.
Сначала его пальцы наткнулись на что-то плоское. Гренадёр вытащил из бочонка пачку фотографий, для пущей сохранности завернутых в кусок рубероида. На коричневой, плохо закреплённой фотографии
ГээНэС разглядел бравого моремана в форменке и бескозырке. На околыше бескозырки можно было разобрать два слова: Aurora Borealis (Северное сияние), название какого-то боевого корабля, на котором служил хозяин хаты,
муж или брат бабки-автохтонки.
На остальных фотографиях были изображены прочие родственники пейзанского семейства. Как и на всех прочих фотографиях начала века, требующих большого времени экспозиции, люди на них выглядели застывшими
с чопорным выражением в фотоэлементах.
Но не фотографии интересовали ГээНэСа, а то что было спрятано на дне бочонка. Фотографии полетели на затоптанный, весь в машинном масле и смазке дощатый пол. Похрустывая ШРУСами гренадёр выволок из бочонка
вожделенный свинцово-кислотный аккумулятор. Это было добротное изделие фирмы VARTA. Судя по густо смазанным литолом клеммам, за аккумулятором хорошо следили.
ГээНэС левой рукой бережно прижал аккумулятор к бронегруди, и не удержался, прикусил одну клемму аккумулятора зубами, дотронувшись пальцами правой руки до второй.
-Болт по ГОСТ 7798-70! -грязно выругался гренадёр, -Да ведь он полностью заряжен великолепным 12-ти вольтовым зарядом! А какой божественный вкус! Господин броне-лейтенант будут довольны мной!
Гренадёр сорвал с гвоздя бабкину накидку, обернул ею аккумулятор, и высадив и без того висящую на одной петле входную дверь ударом ноги, вышел на крыльцо.
На улице было весело и шумно. Панцер-гренадёры занимались военной реквизицией, а попросту грабили пейзанскую деревушку.
Стоя на крыльце избы ГээНэС сканировал происходящее вокруг.
А вокруг кипела жизнь, радующая контакты распределителя зажигания, заставляющая быстрее бежать антифриз по гидравлической схеме.
Пятеро гренадёров широко расставив манипуляторы пыталbсь загнать в угол и поймать хозяйского кибер-борова. Но у борова был великолепный логистическо-прогностический блок. Он умело уклонялся от рук гренадёров,
издавая хрюкающие звуки своей диафрагмой.
Лица перегревшихся гренадёров блестели от смазки. Наконец им это занятие надоело.
Один из гренадёров сбегал к ружейной пирамиде стоящей у плетня, извлёк из неё свою "манлихеровку" и пристрелил кибер-борова. Тот повалился на истоптанную траву подёргивая ногами. Из перебитой магистрали под
лопаткой вытекала толстая струя антифриза.
Наконец оранжевая жидкость перестала течь. Солдаты вооружившись отвёртками, рожковыми ключами и аккумуляторными "болгарками" обступили огромную тушу. Помимо большого числа разнообразных запчастей кибер-боровы
славились отменными запасами солидола, которые располагались непосредственно под толстой обшивкой на боках и спине.
Остальные гренадёры гонялись по двору за кибер-курами. У кур тоже были неплохие логистическо-прогностические блоки. Но ни скорость, ни подвижность не могли спасти кур от старой волейбольной сетки, в качестве трофея
сорванной со столбов на спортплощадке сельской школы.
Сетка накрыла весь квохчущий шестернями передач кибер-куриный выводок. В обычных условиях кур используют по прямому назначению - нести шарики для подшипников качения.
Но в военно-полевых условиях пойманные куры пойдут на полную разборку для технических нужд личного состава Третьей панцер-гренадёрской роты 11-го панцер-гренадерского полка, более известного широкой публике
по неофициальному названию "Грохочущий коленвал".
ГээНэС таки отсканировал своего начальника, Третьего кибер-лейтенанта ЭЛьэФэРДэ фон БэКаКа.
Тот стоял, широко расставив ноги в щёгольски блестящих от смазки сапогах, возле настежь распахнутой двери в покосившийся щелястый хлев и наблюдал как его денщик КээРТэ доит кибер-корову.
Кибер-корова в прифронтовой полосе была очень ценным объектом. Она была поставщиком великолепного дефицитнейшего нигрола.
КээРТэ до войны был фермером, а потому знал как обращаться с кибер-скотиной. Его толстые и грубые пальцы нежными движениями осторожно крутили медные маховички на торчащих из вымени толстых круглых штоках.
Глядя как бьют в подойник из кибер-коровьих дренажных клапанов тугие чёрные струйки нигрола, кибер-лейтенант непроизвольно облизывался, предвкушая как он вольёт в свою приёмную воронку первую порцию ещё
тёплой пахучей густой жидкости.
ГээНэС переместил под левую руку свёрток с реквизированным аккумулятором и поспешил к командиру.
-Осмелюсь доложить, герр лейтенант! Найден и конфискован источник чудного 12-ти вольтового напряжения! Не менее сорока ампер-часов гарантировано! -гаркнул кибер-гренадёр прикладывая ладонь правой руки к виску.
Лейтенант живо развернул туловище вокруг своей оси и по его жестяному лицу пробежала удовлетворённая вибрация от работы вспомогательного микроэлектродвигателя.
-Перестань козырять, станок с ЧПУ ты ломанный! Кругом полно вражеских снайперов! -лейтенант покосился на свой жестяной погон прикрученный посередине верхнего сегмента корпуса.
Погон был покрашен в цвет хаки. Того же цвета были и две лейтенантские звезды на погоне. Ещё один погон был прикреплён у лейтенанта сзади, чуть повыше... Ну, в общем на том месте, которое в армии называют "фалдой".
Раньше погоны располагались на плечах кибер-военных, но крайние новации крайнего кибер-Министра Круговой Обороны, привели к смещению погон в вышеуказанные места.
Как не покажется странным, но перемещение погон с плеч на живот и фалду было аргументировано желанием сбить с толку вражеских снайперов. Впрочем это никак не повлияло на результативность снайперской стрельбы
.
-Что, успел уже попробовать, режь твою метрическую резьбу? -добродушно спросил лейтенант, -Смотри у меня, шайба шплинтованная! Да стань ты вольно, заслужил!
ГээНэС отключил ток в электросхеме нижних конечностей, сердечники нормально разомкнутых электромагнитных реле с уставным звуком щелкнули, втягиваясь в катушки, и его ноги стали в положение "вольно".
-Отнеси мой аккумулятор в штабной кибер-ваген, и вали на обед! А это тебе от меня..., -лейтенант вытащил из бедренного встроенного контейнера почти новое реле РП-21 и протянул его ГээНэСу, -Свободен!
Потом лейтенант развернул корпус в сторону хлева.
-Ну, что ты там копаешься, КаэРТэ? Невтерпёж уже... -прикрикнул он на денщика, закончившего дойку кибер-коровы, и протирающего ей вымя ветошью.
А ГээСэС поспешил к штабному кибер-вагену, замаскированному под скирду сена на окраине деревни. Сдав аккумулятор ротному ординарцу ЭлэРХа, наш кибер-гренадёр поспешил к полевым кухням, весело выбрасывающим
серые дымы выхлопов к ясному синему небу.
-Тьфу, тьфу, тьфу! Чтоб не сфотоэлементить..., -опасливо подумал ГээСэС, поглядывая на небо, и суеверно скрещивая пальцы на руках, -Как бы не налетели...
Но в чистом небе кроме пары диких орнитоптеров, нарезающих круги над деревней, было пусто.
У полевых кухонь, выстроившихся в ряд на бывшем деревенском гумне, где автохтоны вручную обдирали окалину с деталей поступающих из деревенской кузни, уже толпился личный состав роты.
Кибер-фельфебель КаэРЗэ, похлопывая по голенищу своего сапога сварочным электродом МР-3С, ходил вдоль кухонь и следил чтобы никто не лез без очереди.
Молодому броне-гренадёру из последнего пополнения, перепутавшему заливные горловины на раздаче, он дал пинка под зад, вытащил из очереди и заставил отжиматься под присмотром ротного кибер-пса БэКа.
Молодой, скрипя плохо смазанными шарнирами, отжимался без рвения, норовя полежать на брюхе на тёплом песочке гумна.
И тогда старина БэКа начинал скалить свои циркулярные зубы с наварными победитовыми кромками, одновременно прибавляя обороты на круги, и глухо подвывая элетромоторами. А на голову нерадивого молодого
обрушивался град солдатских шуток.
Причём присказка про молодого солдата, повара и механическую картофелечистку выглядела совершенно невинно на фоне двусмысленностей типа плашки на три четверти дюйма или неметрической резьбы с крупным шагом.
Да что говорить, каждый из нас, кто служил в кибер-армии, помнит эти шутки.
В общем, всё было как всегда.
Броне-гренадёры, подзарядившие аккумуляторы у передвижных электрогенераторов, переходили к бензобакам на колёсах. Здесь развесёлые повара в сдвинутых на затылок пилотках и синих поварских халатах ловко заливали
в подставленные манерки порционный бензин, покрикивая на тех кто норовил выпросить добавки.
Гренадёры отходили от раздачи в сторонку и в тени забора, огораживающего гумно, осторожно, стараясь не потерять ни капли, переливали бензин из манерок в заливные горловины личных бензобаков.
Кое-кто занимался регулировкой карбюраторов личных движков.
Некоторые выкручивали и протирали свечи зажигания, некоторые регулировали искровой зазор между электродами свечи.
В этом случае вместо щупа использовали ногти на пальцах верхних манипуляторов, в просторечии - рук. Как известно толщина ногтя на руке почти соответствует рекомендуемому зазору - 0,8 мм для карбюраторного двигателя,
а толщина ногтя на пальцах нижних манипуляторов (на ногах) 1,10 мм для инжекторного двигателя.
Но инжекторные двигатели у нас стоят только у старших офицеров. Это, конечно, военная тайна, но об этом почему-то все знают.
А у кибер-Министра Краевой Обороны, поговаривают, в корпусе установлен роторный двигатель Ванкеля. Врут, наверное...
Как и про газотурбинные многотопливные двигатели в корпусах кибер-Суперпрезидента и кибер-министров Большого Круглого Стола с Дыркой Посередине (БКСсДП).
Да мало ли чего болтают люди в окопах во время боевых действий?
Всему верить - хотелка с резьбы соскочит, как любит говорить наш кибер-фельдфебель КаэРЗэ.
Пока броне-гренадёр ГээНэС вспоминал россказни про начальство, подошла его очередь на зарядку аккумуляторов. Я повернул защелку на правой стороне корпуса, там где раньше был один из накладных карманов старой
нашей фельдграу, отодвинул бронекрышку и вытащил провод в металлической оплётке с маленьким ШР на конце. Если кто забыл, то ШР - это аббревиатура слов штепсельный разъём.
Затем я вставил ШР в розетку на панели дизельного электрогенератора-выпрямителя и тупо глядя на собственный встроенный в левое запястье вольтметр, подзарядил свой аккумулятор.
Затем я перешёл к бензобакам. У одного из них стоял мой старый приятель и земляк, повар ТэТэ, с медным черпаком в руках. Ещё издали он осклабился в улыбке и приглашающе махнул черпаком, подзывая меня.
Я с удовольствием крепко пожал его стальную честную ладонь.
-Как, трамблёр не барахлит, старая ты шестерёнка? -дружески тепло обратился ТэТэ ко мне.
-А у тебя сельсин хорошо синхронизирован, старая ты реборда? -не менее дружески и тепло ответил я ему.
Пока ТэТэ заливал мне 76-й бензин через медную воронку в манерку, мы с ним успели вспомнить молодость прошедшую в старом портовом городке в устье реки Отвращения. Как два молодых шалопая не пропускали
ни одной хорошенькой кибер-юбки без куртуазного разговора о блуждающих токах, о таинственных токах Фуко, о Серебряной Шестерёнке и Ржавом Подшипнике...
Ну, да кто из вас не был молод? Кто не нёс подобной чепухи?
И тут нас накрыло.
Что-то мигнуло вокруг нас, ослепительно блеснуло, накалив мой корпус градусов, эдак, на 451 по Фаренгейту. Потом страшный грохот чуть не выдавил слуховые мембраны на голове через мой же рот. Потом ударила воздушная волна
и страшно засвистело, заныло пространство вокруг.
Горизонт отчётливо подпрыгнул и принялся отплясывать канкан, задрав над дымными столбами, поднявшимися тут и там, чёрные кружевные тучи раскалённых праха и пыли.
Голову стоящего напротив меня ТэТэ снесло страшно прогудевшим осколком стали. Она так и покатилась по полю к пылающему горизонту с застывшей на лицевой панели улыбкой.
Обезглавленный корпус ТэТэ накренился, и тоже бы покатился по накренившейся земле куда-то вдаль, если бы я не вцепился в него двумя руками. Тем самым я спас моего друга и себя, оперевшись на его корпус.
Хотел напомнить, что позитронный мозг у нас, людей, располагается не в голове, а под фалдой, так сказать в самой нижней части поворотного лафета туловища...
Потому, уже к вечеру, мы заменили голову моему другу на аналогичную из ЗИПа и он смог приступить к своим служебным обязанностям.
Но это так - некоторое лирическое отступление от повествования...
Вероятно нас накрыло тактическим зарядом. Судя по отсутствию радиации это была кибер-ракета среднего радиуса действия с термобарическим боеприпасом в боеголовке.
А дикие орнитоптеры в небе над нашими головами были вовсе не орнитоптеры, а кибер-беспилотные летательные аппараты. Именно они выследили место дислокации нашей роты и навели на это место ракету.
Что говорить.. Прозевало наше ПВО этих беспилотников и ракету тоже...
От роты осталось кибер-гренадёров едва на усиленный взвод. Зато повезло артиллеристам. Они выбрали позицию на обратном скате холма, а потому почти не пострадали... Почти, потому что оторванной головой моего друга
ТэТэ снесло орудийный прицел. Ещё одно орудие было отправлено в ПАРМ с подозрением на гнутие ствола.
И конечно полностью уничтожило наши кухни, вместе с обозом. Это было очень плохо, потому что наступление никто не отменял, а материальное обеспечение было уничтожено.
Но нам не впервой. Вот помню, во время окружения в Гниловражье, пришлось нам добывать оружие и боеприпасы в бою у неприятеля. После такого боя от горизонта до горизонта по искалеченной воронками и рвами земле
валялись шестеренки и продырявленные корпуса кибер-пехоты. А уж смазкой и антифризом земля пропиталась на метр вглубь. Сожжённые бронеходы стояли так плотно, что кибер-мышь не проскочит.
Ну, к вечеру мы прибрались и сосчитались. Наш Третий кибер-лейтенант ЭЛьэФэРДэ фон БэКаКа отделался небольшой пробоиной чуть выше фалды. Мозг был не задет. Наскоро наварив у ротных санитар-механиков стальную
заплатку на осколочное отверстие, лейтенант вновь принял командование.
Мы собрали останки наших боевых товарищей и погрузили их в кузов бортового самосвала, пришедшего из тыла.
Выстроившись короткой цепочкой перед машиной мы помолчали, вспоминая лица друзей. Потом Третий лейтенант скомандовал, мы приставили приклады манлихеровок к плечам и трижды выстрелили залпом в затянувшееся
тучами небо, отдавая последний салют героям.
Потом грузовик уехал, увозя останки на переплавку, а мы построились в походную колонну и двинулись на юг.
Шли мы по раздолбанному бомбардировками и гусеницами бронеходов бывшему автобану. Когда-то это скоростное шоссе соединяло Згутту с Туле. Теперь остатки нашей роты вместе с другими подразделениями полка
находились в десятке километров от Туле.
Город был захвачен противником в самом начале инцидента, потом оказался в глубоком тылу, а последние несколько месяцев успешно отражал атаки наших войск. И лишь угроза окружения с флангов, после весенней
кампании, заставило Генштаб противника оставить город Туле. Или то что осталось от города Туле, что будет точнее.
Дело в том, что в последнее время Туле подвергался регулярным бомбардировкам с воздуха. Кибер-бомбардировщики нашей 87-й автоматической воздушной армии сбрасывали на город объёмно-детонирующие боеприпасы
ОДАБ-500 вперемешку с зажигалками ЗАБ-500, а особо выдающие городские сооружения обрабатывались фугасными бомбами ФАБ-5000.
В общем от Туле мало чего осталось. Но в развалинах и немногих сохранившихся зданиях продолжали находиться люди. Кто это были? Жители Туле и окрестностей, пережившие оккупацию и бомбардировки? Или городские
партизаны из Кибер-кицунэ?
Перед тем как попасть на передовую, нашему полку приказали провести войсковую операцию по зачистке города совместно с полком из знаменитой кибер-жандармской дивизии "Железная голова".
Об этом нам рассказал на коротком привале ротный ординарец ЭлэРХа. Едва мы успели долить из манерок бензин в личные бензобаки и прошприцевать смазкой ножные суставы, как Третий кибер-лейтенант ЭЛьэФэРДэ фон БэКаКа
поднял нас командой с обочины и мы пристроились вслед за артиллерийской батареей.
В начале войны почти вся артиллерия у нас в армии имела механическую тягу. Но через пару лет тотальной войны положение изменилось. Теперь пушки на марше передвигались кибер-лошадиными упряжками, по шесть кибер-лошадей
на каждый ствол. Именно такие кибер-лошади волочили наши 8,8-сантиметровые универсалки.
А у кибер-егерей из горной дивизии "Астерацейс" миномёты, горные пушки, станковые пулемёты, боеприпасы перемещали навьючив снаряжение на кибер-ослов. А что поделаешь? Такая у них судьба... Вот и кибер-собак используют
как противотанковое средство. Закрепят такой собаченции на спинную упряжь магнитную мину, и - вперёд!
Да... Война... Что ж тут животных жалеть, когда людей никто не жалеет.
И это ещё хорошо тем, кого как вчера погрузили на самосвал и отправили на переплавку на завод. У этих хоть шильдики с личными номерами с груди зубилами срубили. Семье придёт по почте бланк с чёрной широкой полосой,
на котором напечатано - такой-то, там, такой-то номер погиб смерть храбрых на полях сражений с врагом там-то и там-то.
А ещё страховая спецификация на запчасти и ГСМ. Хотя, что может заменить живого броне-гренадёра семье? Но это хоть что-то.
А как быть родственникам тех, кто остался ржаветь на поле боя, засыпанный в траншее, брошенный в лесу или болоте? Пропал без вести... А может перебежал к противнику... Вот кому страховой спецификации не положено.
Живи как можешь...
Ну, да ладно... Нам ли жить в печали?
Бензин есть! Движок от "цундапа" в моём корпусе работает как часы! Аккумулятор в движении подзаряжается! Моему другу ТэТэ, оставшемуся без кухни, новую голову приделали! Вот он - рядом со мной бодро топает по разбитому
в крошку бетону бывшего автобана и весёлая улыбка как шурупами прикручена к его, ещё без следов ржавчины, жестяному лицу.
Что ещё нужно броне-гренадёру для счастья? Правильно! Баллончик силиконовой смазки и баночку электролита!
По обочинам дороги грудами свалена битая и горелая техника. Любо-дорого смотреть как торчат из люков ихних "Рысей" прогоревшие до дыр корпуса бронеходчиков. Правда и наших средних "Оцелотов" и тяжелых "Медведей"
в этих кучах изрядно попадается. И так же торчат из бронеходных люков закопченные до черноты корпуса бронеходчиков... Но уже наших...
Вон, гляди, ТэТэ! А этот вылезти-то успел из бронехода, да, видать, тут же попал под пушечную очередь со штурмовика... Всю корму бедолаге разорвало, а обломки позитронного мозга по броне раскидало и в ту же броню вплавило...
Это, значит, либо огнемёт поработал, либо термо-барическая дрянь поблизости грохнулась.
Чем ближе к фронту, тем крепче вера!
Как там, в Тhe Holy Мanual, написано?
Крепи веру свою, как крепит Великий Мекэникэл Мэн болтами механизм к фундаменту надёжному.
И возьми болты те из стали высокопрочной марочной. А головка к ним должна быть устроена шестигранной, под ключ.
И резьбу нарежь на них правильную, метрическую.
И возьми гайку правильную, из стали углеродистой, с резьбой по разумению.
И возьми шайбу плоскую, стальную же.
И крепко стяни веру свою и тело твое теми болтами и гайками.
И да будет соединение это крепким!
Во веки веков, крепёжь!
Уже завиднелись на горизонте развалины высотных зданий в центре Туле, как колонна наша, миновав разгромленный подле дороги штурмовиками-коптерами кибер-конный обоз, подошла к палаточному военному лагерю.
Конечно вид разодранных осколками и снарядами лошадиных тел, с задранными к небу, торчащими в стороны лошадиными ногами, пополам с ездовыми-рядовыми и разным обозным барахлом подействовал на нас угнетающе.
Броне-гренадёры перестали переговариваться друг с другом и слышен был только звук работающих личных движков и топот сапог по раскрошенному бетону.
Наш Третий лейтенант, ехавший всё время сбоку колонны на своём старом кибер-мерине, заметил изменение настроения своих солдат. Он обвёл взглядом своих серых фотоэлементов ряды гренадёров, потом посмотрел на побоище
на обочинах дороги.
Остановив мерина и привстав на стременах он проорал: -А вот молодцы-гренадёры, выше головы! Болт по ГОСТ 7798-70 вам всем во фланец! На привале приказываю выдать каждому по лейденской банке из НЗ!
-Хох, хох, хох! -прозвучал в ответ рёв солдатских акустических мембран.
С лошадиных останков, вспугнутые этим рёвом, взметнулись в небо и пошли кружить над колонной стаи кибер-воронья.
В палаточном лагере нас обеспечили котловым и электрическим довольствием. А окончательно настроение подняло содержимое лейденской банки, выданной каждому по приказу Третьего лейтенанта.
Разместили нас в больших армейских палатках. Рядом квартировались кибер-жандармы из "Железной головы". В армии их мало кто любит, а потому нередки стычки между армейцами и жандармами. Сколько вмятин на головах
и выбитых фотоэлементов приходилось выправлять и менять кибер-санитарам после очередной стычки.
Но тут всё было организовано иначе. На углу каждого палаточного квартала-квадрата стояли чины МП в белых касках и полной боевой выкладке. Так что общались мы с жандармами в основном жестами.
Покажешь такому два пальца на руке в виде штепсельной вилки, и сделаешь жест снизу вверх. И всё ясно.
А он тебе в ответ выругается, с упоминанием болтов по ГОСТ 7798-70, да сожмёт кисть одной руки руки в кулак, согнёт эту руку в локтевом суставе, а ладонью другой руки хлопнет по предплечью согнутой руки.
И тоже всё ясно, болт ему не по резьбе!
Но вояки они отчаянные! Это проверено. Никогда не оставляют боевые позиции без приказа. Предпочитают смерть бегству. Они и девиз себе придумали подходящий: Демонтаж смотрит нам всем в лицо.
Мы же можем только улыбнуться ему в ответ. Так и умирали, с улыбкой на искорёженном лице.
И тут случилась со мной удивительная история.
На второй день послали нас прочёсывать центральные кварталы Туле. Им, конечно, здорово досталось от бомбёжек, но во многих развалинах и сохранившихся фрагментах домов ещё жили люди. Кое-какая жизнь в городе уже налаживалась.
На бывших площадях дымили походные кухни. Действовала военная комендатура.
На стихийно образовавшемся "чёрном" рынке у взорванного моста через Шнее, можно было купить за большие деньги почти всё - от оружия до ГСМ и аккумуляторов.
Подозрительные личности в штатском предлагали склянки с эфиром, фляжки высокооктанового бензина и газа, богатого пропиленом, изобутаном и бутенами. В городе действовали подпольные установки каталитического крекинга.
Тут-же, в подворотнях и проходных дворах, сутенёры предлагали барышень для развлечения.
Комендатура жестоко преследовала торговцев запрещённым товаром и девушками.
На центральной площади спекулянтов и лиц занимающихся разбоем без суда, только по приговору Тройки Демонтажного Трибунала, показательно расплющивали прессом на металлолом.
Но и эта высшая мера социальной защиты не могла полностью утихомирить распоясавшийся уголовно-торгашеский элемент.
Эти подонки отстоя картера, по данным комендатуры, имели связи с инсургентами и группами вражеского Кибер-кицунэ, что переводилось как Кибер-оборотни.
Всему этому необходимо было противоборствовать всеми силами. Для чего и привлекались войсковые и жандармские подразделения по пути на фронт.
Улицы огромными бульдозерами, сгребавшими обломки к фасадам домов, уже были расчищены для прохода и проезда. Так что до определенного под прочёсывание квартала мы добрались быстро. А дальше по команде фельдфебелей
двинулись цепью в развалины.
Сначала я ещё видел между груд щебня гренадёров слева и справа от себя, а потом развалины поглотили нас. Перебравшись через огромную кучу кирпичей я вдруг оказался в бывшем переулке.
За спиной у меня была эта куча, передо мной вполне сохранившиеся дома образовывали сплошную стену фасадов с чёрными провалами окон. Над моей головой косо нависал фасад рухнувшего, но удержавшегося в падении под углом
в 45-ть градусов, небоскрёба с каркасом из огромных стальных двутавровых балок, скреплённых между собой мириадами заклёпок.
Я осторожно двинулся влево по переулку, надеясь встретить кого-нибудь из сослуживцев. Но переулок был абсолютно пуст. Только один раз вдали над мостовой, усыпанной толстым слоем битого стекла и пепла, мелькнуло в прыжке
какое-то небольшое животное. Мне показалось что это была кибер-кошка.
Неожиданно из темной глубины механической лавки, судя по наполовину оторванной жестяной вывеске косо висящей над входной дверью, до моей слуховой мембраны донёсся странный шум и возня. Я стащил с плеча верную манлихеровку
и двинулся вглубь лавки. В противоположной стороне от входа в лавку, в стене, находился ещё один проём, ведущий, вероятно, в складское помещение.
Странные звуки доносились именно оттуда. Я различил приглушённое гудение нескольких электромоторов и металлическое позвякивание. Опустив со лба на фотоэлементы армейские ноктовизорные очки я переступил порог.
Мне тут же всё стало ясно.
Какие-то двое штатских пытались изнасиловать женщину.
Один из них, лёжа на распростёртой на полу несчастной, уже сорвал защитные выпуклые бакелитовые крышки у неё на груди. Крышки болтались на петлях, а негодяй пытался вставить в обычное время скрытые под крышками розетки
основного и резервного аккумулятора свой поганый штепселёк, с целью зарядить себе аккумулятор за счёт чужих электрических ёмкостей.
Второй насильник, коренастый и клещеногий тип в сильно помятом со спины корпусе, задрал подол женской кибер-юбки и шарил трясущимися стальными пальцами по беззащитно обнажённой медной крышке, прикрывающей
горловину бензобака. Но его пальцы скользили по гладкой поверхности, оставляя на меди глубокие царапины.
Кричать и звать на помощь женщина не могла, так как негодяи накинули ей на голову резиновый коврик из ремкомплекта кибер-электриков.
Медлить было нельзя. Я перехватил манлихеровку за ствол и пользуясь винтовкой как дубинкой с размаха ударил клещеногого прикладом по фотоэлементам. Во все стороны брызнули стеклянные осколки, а клещеногий повалился на
спину и откатился к стене.
Тот, кто пытался добраться до нагрудных розеток женщины, приостановил своё мерзкое занятие и обернулся на шум. Я сделал несколько шагов вперёд, уронил винтовку на пол и обеими руками вцепился насильнику под подбородок,
задирая и выворачивая ему голову. Что-то хрустнуло в шее мерзавца и он с полуоторванной головой лёг рядом со своей жертвой, суча каблуками стальных ботинок по бетонному полу.
Я ударил его ногой в бок, перевалил на живот, и в таком положении оттащил за ноги в угол склада. Оба негодяя были либо убиты, либо имели серьёзные повреждения или короткие замыкания, так как оба не подавали признаки жизни.
Я встал на колени и склонился над женщиной. Первым делом я одёрнул на ней кибер-юбку, прикрывая до коленных шарниров стройные ножки восхитительной формы. Мой мотор сбоил от волнения, когда я осторожно взял в ладони
оказавшиеся совсем не маленькими по размеру бакелитовые крышки и прикрыл невинные розетки из бледно-розовой пластмассы на груди у незнакомки.
Затем я откинул с её лица резиновый коврик и буквально утонул в её огромных, таких глубоких голубых фотоэлементах.
Я старый солдат, и до сих пор не вспоминал слов любви...
Но тут я вспомнил всё. Да и кто сможет сказать лучше, чем сказал древний царь Сальмон о своей возлюбленной царице Савской?
Не зря слова эти попали в списки Тhe Holy Мanual...
Вот нестареющие слова этой древней Песни песней:
Как прекрасен ты, совершенный механизм!
Фотоэлементы чудные, как лампы неоновые,
Словно стрелы взметнулись антенны телеметрии,
Под брезентовым чехлом, мое Совершенство.
Словно роботизированная линия сборки
Совершенна поступь твоя.
Твои зубки... что циркулярная пила,
Рот прекрасен, как заливная горловина,
Щечки словно политы тормозной жидкостью,
Шея... башней деррик-крана ввысь
Вознеслась над баками, дивись.
Две груди -- канистры, на двадцать литров.
Как меж рельсовых переводов блуждают они,
Словно ждут, когда двинутся током,
И на фарфоровый изолятор те канистры
Прольют содержимое, как во времени дни...
Как прекрасен, о, как ты прекрасен!
Полиэтиленом по методу Энгеля покрытый,
Глаже коленкора, стальной механизм,
Нет изъяна в тебе, ты всевластен!
Я помог подняться незнакомке с пола и вывел её из тёмного склада в торговый зал, где было гораздо светлее. Оставив её приводить в порядок внешность у сохранившегося куска разбитого зеркала, что висело в раме
на стене, я вернулся на склад.
Первым делом я поднял с пола винтовку и прислонил её к стене. Потом ненадолго задумался. Война сделала меня человеком свободным от сентиментальности.
Сцена насилия над девушкой не вызвала у меня удивления. Я и сам не упускал возможности прижать какую-нибудь симпатичную пейзаночку к амбару и пообщаться с ней на ощупь. А уж воспользоваться чужим бензином
или зарядом аккумулятора настоящего или потециального противника - это и вовсе было обыденностью. В нашей солдатской среде.
Избитая фраза - война всё спишет. С тем и живём.
Но в этот раз меня охватило давно позабытое чувство гадливости. Было противно сливать бензин из бензобаков этих уродов. И без их ампер-часов обойдусь.
Потому я куском провода, который достал из набедренного контейнера, просто замкнул каждому плюсовую и минусовую клеммы аккумулятора. Два раза прозвучал короткий сухой треск. Тела насильников дёрнулись
в последний раз.
Я сбил с их корпусов идентификационные шильдики. Судя по буквам и номерам это были не местные киберы. Ну, ладно, в комендатуре разберутся. Если захотят. А не захотят... Что ж, я их уже осудил и покарал.
Таких тварей надо сажать под водяную капель. Чтобы годами ржавели и ждали в страхе короткого замыкания.
Закинув винтовку за спину я вышел со склада и сдвинул на лоб нокто-очки.
Ба! Спасенная мною девушка уже успела застегнуться и почиститься. Нет, ребята, мне точно надо регулировать трамблёр! Мотор опять сбоил, когда я увидел как она хороша.
Хороша невинной свежестью, как будто только что сошла со сборочного конвеера. Никогда, никогда я не встречал такой девушки...
Или, может быть таковой она стала в моих глазах? В глазах человека ежесекундно стоящего перед лицом Смерти, и самого не раз бывшего Смертью?
Я вывел её из развалин, двигаясь в сторону места общего сбора. Выбравшись на расчищенную улицу, кажется это была аллея Цепной Передачи, я отпустил девушку. На прощание она назвала своё имя. Звали её ТээН
и она жила в коммуналке в сером доме возле кинотеатра "Ударный механизм", в просторечии известного жителям Туле как "Ударник".
Я сказал ТээН, что в ближайшее увольнение приду к ней. В её прекрасных фотоэлементах я прочёл выражение согласия. Перед тем как уйти она на миг прильнула ко мне, и между нашими корпусами промелькнула
электрическая искра.
Невообразимое ощущение лёгкости бытия заполнило мой позитронный мозг. Я смотрел ей вслед, я любовался её лёгкой летящей походкой, высокими бёдрами, стройными ножками... Какие-то совершенно не служебные
мысли полезли под фалду. О свадебном фейерверке, о золотом проводнике, о Монтаже Третьего...
Но оклик нашего кибер-лейтенанта ЭЛьэФэРДэ фон БэКаКа вернул меня к действительности. Вместе с жандармским ротмистром они стояли возле армейского вездехода, над крышей которого торчали высокие "усы" радиоантенн.
Оба были слегка навеселе. Видать хорошо приложились к отменному, выдержанному 12-ти вольтовому напряжению аккумулятора, который я нашёл в автохтонской избе в деревне.
Я огляделся. Закончив прочёсывание парни нашей роты отдыхали, присев на ступени сломанные ступени паперти старого Котельного Храма. Три храмовые дымовые трубы, когда-то уходящие ввысь на стометровую высоту,
сейчас были практически разрушены. Горы шамотного кирпича почти полностью засыпали храм. Лишь узкая, расчищенная вручную тропа, вела с улицы к чёрному провалу входа в здание.
Я сдал лейтенанту шильдики убитых насильников и кратко доложился. Лейтенант небрежно сунул шильдики в стальной кейс, стоящий у его ног, и велел отдыхать до команды. Я понял, что жандармы задержались, проверяя
посетителей в кафе-автомате "Коническая шестерня" на углу аллеи Цепной Передачи и бульвара Жжёных Тормозных Колодок.
И тут странное ощущение посетило меня.
Я никогда не задумывался о том каким будет последний миг моей никчемной жизни. Мне казалось, что будет всё просто - свет пока открыты глаза и стучит мотор; тьма когда глаза закроются и остановится мотор в груди.
Но война доказала мне что не всё так просто.
Я видел солдат с оторванными осколками руками и ногами, которые бежали вперёд на врага.
Я видел бронеходчиков, не покидавщих своих машин пока милосердный взрыв боезапаса не прерывал их последних мгновений на этой земле, проведенных в горящем бронеходе.
Я видел пилотов коптеров, огненными кометами врезающихся во вражеские бронеколонны.
И я видел сегодня прекрасную девушку.
И надо же было так случиться, что именно сегодня меня посетило это предчувствие.
Я бросил взгляд вдоль улицы в сторону кафе-автомата. Нет, резервная двойка жандармов ещё стояла у дверей, а значит проверка в кафе не закончилась и у меня было немного времени.
Наши гренадёры уже не сидели на ступенях храма, а играли в "железо" у стены. Незатейливое солдатское развлечение позволяло скоротать время во время ожидания следующего приказа начальства.
Один из гренадёров стоял спиной к играющим, засунув левую руку под мышку другой и выставив ладонь левой груди назад. Игроки за его спиной по очереди ударяли по этой ладони своей ладонью. А "водящий" должен был
угадать кто его ударил. Если он угадывал, то тот кого он угадал становился "водить" на его место. Если же не угадывал, то продолжал водить дальше.
Жандармский ротмистр, судя по доносящемуся до меня смеху, рассказывал нашему Третьему лейтенанту анекдоты. Их окружали наши фельдфебели.
Я поднялся по ступеням паперти и ступил в темноту храма. Вокруг угадывалось огромное гулкое пространство. Стен и потолка я не видел, лишь вдали мерцало несколько слабых огоньков.
Я знал как обустроен этот и подобные ему храмы. Меня в детстве несколько раз приводил в храм мой дедушка. Это был ближайший храм к нашему дому.
Я помнил ярко освещённое электрическими лампами пространство нартекса и нефа перед спуском в котельную часть. В котельной части не было электрического освещения. Там в полутьме, озаряемой огнями из поддувал,
служили службу кибер-механики давшие обет аскетической жизни.
Это они перемещали уголь и шлак. Это они бросали уголь в топки и чистили их от шлака. А кибер-дьяки следили за паровыми машинами и генераторами.
Я помню храмовые трубы, изрыгающие в небо угодный Великому Механику дым. Я помню свист пара и чёткий завораживающий ритм движений ползуна, шатуна, кривошипа, вращение колеса, осуществляемых в полном
соответствии с циклом Святого Карно и во славу преподобных Адиабаты и Изотермы.
Здесь и сейчас всё было по-другому. Темнота. Тишина. И далёкие огоньки маленьких электрических лампочек.
Лампочки горели перед фреской на стене.
На фреске был изображён Путь Тока по электрической схеме архипастыря КаэФТэ. О, сколько часов я провёл перед этой схемой в нашем учебном классе в Школе МАС!
До сих пор помню эту молитву:
-При замыкании переключателя К11 замыкаются контакты реле РП17 и ток поступает к электродвигателю Э1....
Откуда-то снизу, из полного мрака котельной части, бесшумно появилась тень. Слабый луч света от лампочки перед схемой осветил строгие черты его жестяного лица. По чёрному рабочему комбинезону с поручами
я признал в нём местного кибер-настоятеля.
Отвечая пытливому взгляду его фотоэлементов, я достал из потайного контейнера на груди небольшой флакон с веретённым маслом, и протянул его настоятелю. Тот отступил на шаг назад.
-Отче! Прошу твоей помощи..., -обратился я к нему, продолжая протягивать ему флакон.
-Зови меня просто - механик ЭФКа, сын мой..., -молвил настоятель, -Какая печаль привела привела тебя в сию скромную обитель?
-Я прошу повенчать меня с любимой девушкой, механик ЭФКа... Ещё день или два и я попаду на фронт. Я люблю её, механик..., -произнёс я.
Механик задумался, разглядывая меня из-под козырька своей культовой клетчатой кепки.
-А любит, ли она тебя, сын мой? -спросил механик, - И что будет с ней, если ты не вернёшься оттуда?
-Не знаю, механик... Но смазка высыхает в моих маслопроводах от тоски по ней! Я хочу быть с ней и в дни изобильные и в дни худые! Меркнет свет моих фотоэлементов и падает напряжение в моей электросети
от желания быть ей опорой..., -ответил я механику.
-Придёте сюда завтра, сын мой. Я сделаю то, о чём ты меня просишь..., -ответствовал мне механик, делая шаг ко мне и протягиваю руку.
Флакон с веретёнкой исчез в его широком кармане. Аккумуляторные лампочки под схемой мигнули, и погасли, а когда они зажглись вновь - я стоял уже один. Механик бесшумно исчез во тьме котельной.
Вслед за ним ушёл и я.
Вечером в палаточном лагере, перед вечерней поверкой, я испросил у Третьего лейтенанта увольнение в город на следующий день.
Всю ночь я чистился и полировался не жалея ветоши, наждачной бумаги, и шляйфпасты. А утром я отправился в город.
У кинотеатра "Ударник" я нашёл её дом. Я поднялся на третий этаж по скрипучей деревянной лестнице и постучал в одну из двух высоких дверей, выходящих на лестничную площадку.
Открыли мне не сразу. Вероятно тот кто стоял за дверью долго прислушивался и разглядывал меня в щель для газет, прорезанную в двери и прикрытую деревянной планкой на петлях.
Потом за дверью завозились, гремя железом, дверь отворилась удерживаемая цепью, и старушечий дребезжащий голос спросил к кому я пришёл.
Я сказал, что меня пригласила зайти девушка, которая живёт в этой квартире. И добавил, что девушку зовут ТээН.
Тогда дверь нехотя отворили и я вступил в темную прихожую, заставленную старыми велосипедами и сундуками. На стенах висели какие-то тазы и канистры. И даже были там две совковые лопаты.
Ещё в коридоре обнаружилась основательно проржавевшая старуха с медным монисто, бренчавшем на впалой железной груди. А затем старухе присоединился ещё более ветхий старичок.
На макушке старичка виднелась жестяная круглая заплатка, а по бокам лицам свисала закрученная в спираль ржавая проволока.
-ЭсэРэР, золотко, шо таки за шум со самого утра? -спросил старичок у старушки, разглядывая меня в скудном свете, проникающем в прихожую с лестничной площадки.
-Што вы так вдруг стали такие взволнованные БээРэм, друг мой? -прошамкала в ответ старушка, -Молодой человек пришёл до нашей молодой барышни... Когда я была молодой барышней, то до меня тоже ходили
многие молодые люди... И даже один молодой человек был поэт. Он дарил мне такие красивые стихи...
Вот, таки послушайте...
Когда беда,
Как горький дым,
Не даст тебе вздохнуть.
Когда беда,
Как рыхлый снег,
Закроет тебе путь.
Когда беда,
Как темнота,
Не даст вперёд взглянуть.
Тогда, когда...
Тогда
Меня ты не забудь.
И тут открылась одна из дверей в глубине квартиры, и в коридор вышла она. Бабка ещё шпарила наизусть стихи каких-то своих ухажёров, бывших молодыми ещё во время Третьей Пунической войны, а старичок,
пытаясь встрять в этот литературный утренник, обращаясь к старухе называл её то золотком, то сбивался на какую-то Голду.
Я осторожно отодвинул этот шумный не по возрасту антиквариат в сторону, и стукаясь коленями о велосипеды и сундуки, а плечами задевая корыта на стенах, устремился к замершей на пороге своей комнаты ТээН.
Когда я подошёл к ней, она беззащитно, как маленький котёнок, посмотрела снизу вверх мне в лицо и запахнула тонкими пальчиками воротник выцветшего, но чистенького ситцевого халатика. Я стоял в полушаге
от неё не зная с чего начать. Все слова, которые я ночью придумал для этого первого нашего разговора, куда-то исчезли. И в бедной пустой голове моей не осталось ничего, кроме вызубренных ещё в Школе МАС
Уставов караульной и гарнизонной службы.
Так бы я и торчал истуканом перед ней до конца увольнения, если бы она вдруг не всхлипнула и всем телом не прижалась ко мне. И случилось чудо. Только что мы были вот так: тут - я, а она - там. И вдруг между нами
не осталось никакого расстояния. Мы были вот так: тут - я, и она тоже была тут.
Я гладил её узкие хрупкие плечи, вдыхая полузабытый запах ещё довоенного масла Shell Helix... И где она его только взяла? Ведь уже столько лет прошло с тех счастливых времен, когда все были молоды и все были живы...
-Ты пришёл... Ты, ты пришёл... А я ждала тебя... Я думала о тебе весь вечер и всю ночь... Я загадала, если ты придёшь, значит ты любишь меня... -лепетала она уткнувшись лицом мне в грудь.
От волнения у меня залипла акустическая мембрана. Я молча подхватил её лёгкое тело под локти, поднял и занёс её в комнату, закрыв за собой комнатную дверь ногой.
-Собирайся, нам надо спешить, -успокоившись произнёс я.
-Ты милый, милый! Куда же мы пойдем с тобой в наш первый день? Ведь мы теперь всегда будем вместе? Ведь так? -радостно и вместе с тем волнуясь спросила она, -Мы пойдём в синема? Я люблю синема! У нас в "Ударнике"
идёт чудесный фильм - "В шесть часов вечера после войны". Я смотрела его уже три раза... Но тогда я была одна... О, как это было страшно, быть одной, без тебя!
Тут я увидел, что поверх обшарпанных обоев вся комната увешана синема-плакатами.
-Да, -сказал я, -Мы пойдём с тобой в синема... Но только не на этот фильм, а на совсем другой. Мы его будем смотреть с тобой вдвоём до самого конца нашей жизни. И он нам не надоест никогда.
-Одень самое красивое своё платье! Одень самые лучшие свои туфли! И пойдём, там нас уже ждут, -сказал я ей.
И опять была темнота в храме. И опять еле теплились перед Схемой маленькие лампочки, питаемые подсевшим аккумулятором. Только теперь нас было двое, стоящих плечом к плечу, пока третий - механик ЭФКа, служил службу.
Во время обряда венчания я смотрел только на тонкий профиль ТээН, на её пальчики, сжимающие изолированные тонкие проводки с припаянной к их концам крохотной лампочкой.
И лишь когда, в заключение церемонии, механик ЭФКа обвязал наши с ТээН головы плетеной золотой нитью и произнёс сакраментальную фразу:
"Да сбудется вам обхватить проводник правой рукой так, чтобы оттопыренный большой палец указывал направление тока, чтобы остальные пальцы показали направление огибающих проводник линий магнитной индукции поля,
создаваемого этим током, а значит и направление вектора магнитной индукции, направленного везде по касательной к этим линиям.
Ибо не дано нам объяснить, почему вокруг проводника с током вектор магнитной индукции направлен вправо, а не влево, или спонтанно в каждом конкретном случае",
я смог отвести от неё свой взгляд и вспомнить ещё об одном деле.
ТээН тепло поблагодарила механика за совершение таинства обряда и скромно отошла к схеме, принявшись шевеля губами шёпотом повторять:
-При замыкании переключателя К11 замыкаются контакты реле РП17 и ток поступает к электродвигателю Э1....
Я же протянул механику ещё один флакон с веретённым маслом и небольшую прямоугольную жестяную коробку, перевязанную крест-накрест чёрной изолентой. Потом я прошептал на ухо механику свою просьбу.
Механик склонился в поклоне и вместе с флаконом и коробкой исчез в темноте котельной.
ТээН просунула свою руку под мой локоть. Это было так неожиданно для меня и тронуло до глубины карбюратора. Мы медленно вышли из храма на паперть и посмотрели друг другу в фотоэлементы.
-Милый, давай пойдём в кино? -вдруг попросила меня ТээН, - Я уже смотрела этот фильм... Там о том, как он и она договорились встретиться в шесть часов вечера после войны... Мы с тобой вот тоже встретились... И война...
И нам ещё так много надо сказать друг другу... И времени так мало...
-Да, родная. Конечно, мы пойдём с тобой в кино, -сказал я.
Но до кинотеатра мы не дошли. На набережной Шнее из кабины проезжающего мимо грузовика меня окликнул фельдфебель ЭкэРТэ из нашей роты. Оказалось что роту подняли по тревоге, посадили на "бюссинги" и спешно
повезли на передовую. Враг прорвал фронт, и прорыв этот командование сейчас затыкало всем, что было под рукой.
Фельдфебель с остатками ротного штабного имущества должен был подъехать к храму, разыскать меня и догонять роту. Так распорядился наш Третий лейтенант.
Что мне было делать? Я прижал к себе хрупкое тельце ТээН, слыша как отчаянно стучат поршни в её двигателе.
-Мы встретимся, обязательно встретимся после войны, дорогая! -прошептал я ей в слуховую мембрану.
Потом вырвался из кольца её рук и взобрался в кузов грузовика.
Такой я её и запомнил... Тонкая фигурка застыла у чугунного парапета набережной, с бессильно опущенными вдоль корпуса руками.
Через двое суток меня разорвало 15,2-сантиметровым снарядом на южном склоне высоты 208.
В почти не существующем окопе, так его перепахало артиллерийским огнём и гусеницами бронеходов, к тому моменту нас осталось трое. Я, и ещё двое броне-гренадёров из крайнего пополнения.
Я даже не успел узнать их имён.
Вражеские бронеходы опять пошли в атаку на высоту 208. Расходясь в боевой веер, они выныривали из-за горящих хат бывшего села Тормозухи с целью охвата высоты с флангов. На флангах ещё оставался кто-то живой.
По крайней мере я слышал звуки пулеметных очередей, хлопки миномётов и выстрелы одинокой противобронеходной пушки.
Но всё. Мой снаряд уже разорвался. Огромный осколок перерубил мой корпус пополам, разметав в клочки позитронный мозг.
-Дальше без меня, -успел подумать я, -Хорошо чт..........
-------------------------------------------------------------------
У кинотеатра "Ударник" святой отец-механик ЭФКа по описанию нашёл её дом. Он поднялся на третий этаж по скрипучей деревянной лестнице и постучал в одну из двух высоких дверей, выходящих на лестничную площадку.
Дверь ему открыла девушка, которую он недавно обвенчал с кибер-гренадёром. По её погасшим фотоэлементам святой отец понял, что она уже всё знает. Механик ЭФКа знал, что слова утешения сейчас не помогут.
Только время выпрямляет вмятины. Он молча протянул ей жестяную коробку, перевязанную чёрной изолентой, и сложенный пополам листок бумаги.
Девушка взяла коробку, прижала её к груди и развернула листок.
-Дорогая моя! Если ты читаешь эти строки, значит меня уже нет и я отправился вдоль Линии Демонтажа к Святому Мэкэникэлу Мэну. В коробке, которую тебе передадут, будет немного транзисторов и диодов, пара реле,
несколько конденсаторов, горсть сопротивлений, кое-какие шестерёнки и один из резервных блоков моего позитронного мозга.
Ты знаешь что надо сделать. Собери нашего маленького Третьего из моих и твоих деталей.
Прощай, твой ГээНэС.
Отредактировано Штурмфогель (2015-01-25 13:18:32)
Поделиться202015-02-03 20:38:59
Снег, как ощущение-II
Stille Nacht, heilige Nacht!
Alles schl;ft, einsam wacht
Nur das traute hochheilige Paar.
Holder Knabe im lockigen Haar,
Schlaf in himmlischer Ruh!
Schlaf in himmlischer Ruh!
Чистые, почти ангельские, детские голоса легко проникают сквозь стёкла высоких окон кирхи в густо-синюю ночь.
Нежные альты и дисканты слаженно выводят слова, сливающиеся с мелодией органа:
Тихие Ночи, Священные Ночи
Все сбылось, одна лишь бдит
Только близкая священная пара
Мальчишку в кудрях волос, который
Спит в небесном покое
Спит в небесном покое.
"Серебристо" звучащие голоса детей легко поднимаются к высокому небосводу, усеянному бриллиантовыми просверками звёзд и, казалось, отразившись от купола неба над старым городком под черепичными крышами опускаются вниз, к засыпанной искристым снегом земле.
На крыльце одного из двухэтажных домиков в инвалидном кресле-каталке сидит закутанный по плечи в шерстяной плед старик. На голове старика меховая шапка с опущенными ушами. Из-под пледа высовываются меховой капюшон и рукава парки. Ноги старика обуты в большие валенки, им тесно на узкой подножке кресла.
Старик, задрав плохо выбритый подбородок, смотрит то на звезды, то на сияющий серп месяца, не спеша поднимающегося над далекими вершинами гор. В такт мелодии голова старика покачивается. В морозном воздухе появляются снежинки. Они мягко кружа падают на морщинистое лицо старика, лезут в щель между капюшоном и шеей. Старик шевелит головой.
-Шайзе! -ругается старик хриплым голосом.
Он возится под пледом до тех пор пока в его руке не появляется бутылка. Горлышко бутылки старик подносит к губам. Видно как острый кадык ходит на горле взад-вперед под морщинистой кожей. Старик поперхнулся жидкостью из бутылки, и опустив бутылку на бедро, слабо перхает, вяло мотая головой.
Откашлявшись он прячет бутылку куда-то под плед. Теперь в его руках пачка сигарет и зажигалка. Старик закуривает. Его голова на миг окутывается сигаретным дымом. Потом дым поднимается к сверкающим звездам.
Старик делает несколько согревающих движений плечами.
-Швайнехунд! Ненавижу снег! - ворчит старик.
Он делает несколько глубоких затяжек, надсадно кашляет. Все его тело в инвалидной коляске сотрясается, тёмные веки прикрывают глаза.
Советскую границу его рота пересекла под вечер 22 июня - их пехотная дивизия была во втором эшелоне наступления.
Почти весь тот день они провели в тылу, сразу за позициями 15-сантиметровых пехотных пушек. Курили, посматривали в ту сторону куда стреляла артиллерия, спорили на пайку масла, когда их введут в дело.
Над головой ревя моторами то и дело проносились штаффели "штук". Еще выше в небе чёрными крестами плыли Ju-88. Русских истребителей в тот день они так и не увидели.
Потом повара раздали горячую пищу. Только поели, оправились и вновь закурили, как подали команду на построение.
Герр майор сказал несколько энергичных фраз, унтер-офицеры подали команду и мы все полезли лязгая амуницией в кузова чешских "Татр".
Помнится жара стояла страшная. И вообще, все было очень хорошо. Мы были молоды, ничего ни у кого не болело, вот разве Ганс в первый же день наступления умудрился растереть промежность по жаре - вот умора.
Ужас начался осенью. Дожди, холод, опять дожди и грязь. Грязь от горизонта до горизонта. Теперь уже не грузовики везли нас, а мы носили на руках грузовики.
Русские почему-то не сдавались, хотя Карл и насмотрелся на бесконечные колонны пленных "иванов" и на горы их трупов перед нашими огневыми позициями. Был тогда Карл вторым номером пулеметного расчета станкового MG-34, то есть помощником наводчика пулемёта -заряжающим.
Ну да недолго. Первого номера - Вернера из Гамбурга убила пуля русского снайпера в ноябре сорок первого, под Москвой.
В армии пулеметчики долго не живут. В обычной пехотной войне "симпатии" вражеских солдат обращаются в первую очередь на пулеметчиков противника. Русские стреляли по нам сразу же как только обнаруживали работающий пулемет. Стреляли они из всего, что имелось - винтовки, пулеметы, минометы, артиллерия... Ну последнее - это когда она, эта артиллерия, у них была в наличии.
Но самое страшное началось в декабре - мороз и снег. Снег и мороз.
Снег был в виде хлопьев, в виде крупы, в виде мелкого порошка. Снег был всюду - он падал с низкого стылого серого неба, он становился непроходимой целиной на бескрайних полях, он лежал сугробами по обочинам, он визжал под колесами автомобилей и пушек на накатах кривых армейских дорог, он становился гладким хрустким настом, снежной кашей и просто льдом.
А русские все не сдавались. Они пятились нах Москоу, но не сдавались.
Они лежали на полях, сидели в мелких разбитых нашими снарядами окопах, висели на колючей проволоке... И их постепенно скрывал снег.
Холодно было так, что любая горящая русская изба становилась подарком выбитой до взвода роте - пехотинцы бросались греться, и только окрики офицеров заставляли нас идти вперёд. Холодно было так, что любая не сгоревшая русская изба становилась сокровищем - в ней можно было провести ночь в тепле.
С зимним обмундированием вышла какая-то заминка, и спасались мы кто-как может. Обморожения и смерти от переохлаждения - вот реальности той зимы.
Мы снимали с убитых русских их добротные солдатские шинели, и надевали на себя. Валенки и ушанки с убитых русских также шли на утепление личного состава. Офицеры на это смотрели сквозь пальцы.
Русские не сдавались, а снег всё падал, и падал с небес на растерзанную войной землю.
Грузовики не могли двигаться по глубокому снегу. Мы передвигались по направлению на восток пешком. Кому-то из нас приходилось прокладывать дорогу - брести первым в строю по колено, по бедро, а то и по пояс в глубоком снегу.
Это выматывало все силы. Сначала ты согреваешься, потом ноги становятся тяжелыми, по спине течет холодный пот. Мороз, ветер в лицо, снег летящий параллельно земле тебе в лицо.
Перед Рождеством замерзла смазка в затворе его MG.
В какой-то полусожженой русской деревне отделение Карла набилось в чудом уцелевший бревенчатый домик. По внутреннему убранству распознали баню. Тут же выломали все внутренние двери и перегородки в бане и растопили кирпичную печурку. Карл выпил шнапсу и сидел прижавшись спиной к печке, стараясь не потерять ни капли тепла.
В полночь хриплые, простуженные голоса солдат огласили округу.
Stille Nacht, heilige Nacht,
Hirten erst kund gemacht!
Durch der Engel Halleluja
t;net es laut von fern und nah:
Christ der Retter ist da!
Christ der Retter ist da!
Стуча зубами от внезапного озноба Карл вполголоса подпевал вслед за всеми:
Тихие Ночи, Священные Ночи
Пастух известен стал
От ангела Аллилуя
Звучит громко, близко и далеко
Христос-Спаситель уже пришел
Христос-Спаситель уже пришел
Стрелки из боевого охранения старались не отвлекаться на гражданские воспоминания о Рождестве, а напряженно и опасливо всматривались в миражи несущейся по заснеженным полям поземки.
Русские не сдались. За зимнюю кампанию 1941-го года на Востоке Карл получил медаль. Цвета на ленте должны были означать: красный - пролитая в сражениях кровь, белый - русский снег, черный - память о павших.
У солдат эта медаль сразу же получила название "Мороженное мясо". Химмельсрайх! Кто там был - поймет почему!
Карл отделался сравнительно легко - у него были обморожены щёки и пальцы на левой руке. Это если не считать осколка мины в правом предплечье.
Но Карл считал что тогда ему повезло. После ранения его вовремя подобрали санитары. Его второму номеру повезло меньше - осколком той же мины ему перебило позвоночник.
Хотя позднее Карл не раз сомневался в собственном везении. Дело в том, что после госпиталя, отпуска и переформировки Карл оказался в составе Шестой армии под Сталинградом.
Там, в степи над Волгой снега, ветра и мороза было еще больше. Вот где мы оказались im Arsch sein.
Карла передернуло от воспоминания о том как отломились черные, полностью отмороженные пальцы Михеля, когда он, вылезая вслед за Карлом из блиндажа, оперся рукой об ледяной откос. Русского солдатика с ППШ в руках тогда, помнится, от этого зрелища "вывернуло" на снег.
Тогда Карлу думалось что и в этот раз ему повезло, ведь русские могли просто бросить гранату в блиндаж, а не возиться с пленными обмороженными немецкими солдатами.
Потом, на стройке в Сибири он понял, что настоящего снега он ещё не видел.
В Сибири было очень много снега. Его хватило бы на всех солдат Вермахта.
Но через некоторое время русские их почему-то отпустили домой.
Теперь у Карла было двое детей, пятеро внуков и рак легкого в неоперабельной стадии.
Гретхен, его жена-старуха, два года назад ушла на закат, оставив его один на один с воспоминаниями.
Докурив и прокашлявшись, Карл выбросил окурок сигареты. Ему уже было можно всё. Даже врачи так сказали.
Stille Nacht, heilige Nacht,
Gottes Sohn, o wie lacht
Lieb' aus Deinem g;ttlichen Mund,
Da uns schl;gt die rettende Stund,
Christ, in Deiner Geburt!
Christ, in Deiner Geburt!
Ангельские голоса выводили вдали:
Тихие Ночи, Священные Ночи
Сын Господа, как сияет
Любовь из твоих уст
Нас настигает спасительный час
Христос, в твоем Рождении
Христос, в твоем Рождении
Что-то очень холодное и белое вплотную подступило к глазам Карла.
-За то, что тогда делали с этими русскими, мы должны отправиться в Ад. И скорее всего это будет не жаркая Преисподняя, а ледяной Нифльхейм, -успел подумать Карл перед тем как попасть туда, где и нам всем тоже найдется место.
Поделиться212015-02-12 11:37:07
5D+
После работы Лёха, он с девяти утра до шести вечера пАрился у компьютера в одной проектной конторке в Центре города, заскочил в магазин, купил пару бутылок пива Балтика 9. Одну сразу с горла у магазина высосал, а вторую засунул в карман куртки и поперся в метро. До дому ехать было минут пятьдесят, с одной пересадкой.
Делать было нечего, и Леха пялился на чувих, выбирая ту, что по-симпатичнее, и представлял как бы у них все могло получиться, если б можно было "склеить" вон ту блондиночку в шубке. Да хрен протолкнешься к ней через толпу, да и не больно-то надо. Вон как глазками телка по мужикам в вагоне шныряет. Видать та еще штучка.
Понаехало тут всяких в последние годы авантюристок. Или подцепишь чего от них, или квартиры через них лишишься. А была у Лехи однокомнатная на окраине города. То есть, по нынешним меркам и не на окраине даже, потому что дом стоял почти рядом с метро. Квартиру Лёхе маманя с папаней купили, еще когда папаня в авиакомпании пилотом летал... Еще до того как эта компания "медным тазом накрылась".
Добравшись до дому, Лёха скинул с ног ботинки, метнул куртку на вешалку и включил "телик". По всем каналам гнали какой-то отстой. Лёха понажимал кнопки каналов пульта-дистанционника.
На экране телевизора прыгали цветные картинки. В мире все было как всегда. Трафик на дорогах - пробки девять баллов, а ехайте на общественном транспорте. Убили из "винтореза" криминального авторитета, и какую-то шалаву, что рядом с ним приключилась, видать до кучи - а не жмись к уважаемым людям. В заграницах упал в пропасть автобус с туристами, все в лепёшку - а не фик шмыгать по заграницам. Какой-то бабе дали за что-то пять лет, а той сидеть неохота, наняла адвокатов - а не фик, посиди, умнее станешь. Опять пару миллиардов бюджетных денег какие-то хитрованы "попилили" - а не фик зевать, все правильно.
Кроме этих, так сказать, новостей, на экране мелькнуло полностью дебильное "Кривое зеркало", потом мелькнул какой-то мужик с длинными бабьими волосами в розовой рубашке, склонившийся над кухонной плитой в студии, потом грудастая девка на мотороллере прорекламировала какое-то фуфлосредство против импотенции. На остальных картинках, явно под фонограммы, дергались и крутились фигуры неопределенного пола.
Лёха перестал гонять картинки, остановившись на канале, где поперек себя шире мордастый молодой мужик в форме, типа генерал-налейтенам, как объявила смазливая дикторша, что-то бухтел про военную, мля, реформу.
Собственно не из-за мужика, конечно, а из-за дикторской мордашки оставил этот канал Лёха. Пока на экране "телека" реформист с налитым розовым рылом бухтел, отводя боровские свои блудливые гляделки от камеры, Лёха слетал на кухню, покромсал остатки батона "Докторской" на бутеры, свалил их на тарелку и рысцой вернулся в комнату, прихватив из кармана куртки бутылку пивасика.
В комнате Лёха плюхнулся на диван, тарелку с бутерами поставил рядом, и, откупорив бутылку, присосался к горлышку.
На экране телевизора пошел анонс "Последнего бронепоезда", замелькали кадры из фильма. Но Лёха уже пару раз смотрел эту картину, она ему нравилась, но от рож героев Панина и Соколова его уже тошнило - примелькались,натурально. Дожевав бутерброды и в пару глотков допив пиво, Лёха решительно выключил зомбо-ящик.
-Пойду-ка я в синема! -решил Лёха.
Сказано - сделано! Благо кинотеатр почти рядом - у пруда, что за шоссе. Время поджимало, к кассе стояла очередь, но двигалась она быстро.
Лёха только и успел у чела, что впереди стоял, узнать что фильм недавно снят, типа про войну с немцами. Формат у фильмы был 5D+. Что-то видать и впрямь новое. Японы наверняка придумали, или кореяки. А про войну - что ж, тоже интересно. "Последний бронепоезд", "Штрафбат", "Спасти рядового Райана", чего там ещё? В "6 кадрах" про Сталина тоже смешно там так...
Конечно, Лёха знал, что с немцами наши воевали, не придурок совсем. Так, без деталей, но был всё же в курсах, посмотрев тот же "Бронепоезд" пару раз, блин. Или вот, Венькина подруга как-то в их компании говорила, что ей мамаша сказала, что все врут, при немцах, типа, жить было даже лучше, чем при комуняках в колхозе.
-Хрен, его знает, подумал тогда Лёха... Вон и по телеку каждый вечер кто-нибудь да кроет то товарища Сталина, то Ленина, то вообще всё, что после царя-батюшки было сделано и построено.
Видать так оно и есть, да и не мое это дело, думал всегда в подобных случаях Лёха.
Потом Лёха взял билет по центру зала. До начала еще пять минут было - как раз отлить и перекурить.
Покончив с этими важными занятиями, Лёха прикупил ведерко поп-корна и поскакал на свое место.
Только Лёха умостился в кресле, только подумал что за, эта хня 5D, да еще с плюсом, только очки на нос надел, только поп-корна горсть в пасть кинул, как что-то мигнуло перед его глазами, и Лёха ткнулся мордой лица в холодный жесткий снег.
Вокруг него и над ним что-то свистело и грохотало. Земля под снегом то вздрагивала, то принималась мелко трястись, то вообще ходила волнами. Глаза у Лёхи были запорошены мелкой снежной пылью, а в нос лез резкий чесночный с привкусом железа запах.
К горлу Лёхи из желудка подкатился горячий ком, он приподнялся на руках и начал блевать прямо перед собой, давясь горечью. Рвотные позывы сотрясали его тело, лицу стало горячо, оттого и растаяла снежная пыль на ресницах.
И увидал Лёха перед собой какое-то поле скособоченное... Или это сам Лёха так скособочился?
Всё поле было покрыто снегом, бегущими к Лёхе маленькими фигурками людей в мышиного цвета шинелях, круглыми черными ямами, дымными высокими султанами взрывов, и ползущими наискось, по накрененному этому страшному полю, серо-синего цвета коробками на гусеницах. Лёха такие видал в "Бронепоезде"...
-Ну, блин, натурально, - с восторгом подумал Лёха. Теперь понятно что такое 5D.
Он отер губы мокрым шершавым рукавом шинели, и заворочал головой, стараясь разглядеть получше картину перед собой. Мимо ушей с обоих сторон Лёхиной головы в шапке-ушанке что-то мерзко просвистело и за его спиной раздались тупые удары в стенку окопа.
-Пригни голову, .удило! -заорал мужской сорваный в хрипоту голос.
-Прислали вас, .ля, молокососов на подмогу! -орали справа от Лёхи.
Лёха инстинктивно пригнулся и оцарапав шею грубым заиндевевшим ворсом шинельного воротника, посмотрел вбок. На расстоянии метров трех от него грудью на бруствере стрелковой ячейки лежал мужик в испачканном землей кургузом ватнике, таких же грязных и несуразных ватных штанах и больших грязных и мокрых валенках на ногах. Ничем не прикрытая, несвежеостриженная под "ноль" голова мужика парила на морозе. Его шапка-ушанка с напрочь оторванным ухом валялась на дне окопа. Верх шапки был тоже изорван.
Мужик прижимал к плечу деревянный приклад и его трясло отдачей. Он стрелял короткими очередями вперед, в поле, из пулемета с чуднЫм круглым плоским стальным диском сверху, с расширяющейся воронкой на конце длинного ствола, стоящего на снегу на двух косых тонких ножках.
Вокруг Лёхи свистело и стучало, земля тряслась, пулемет ревел. Но, блин, если носом в землю уткнуться, то чего увидишь в кино? Да еще ж, за все уплачено! Взгляд Лёхи уткнулся в лежащую на снегу рядом с его локтем здоровенную и на вид тяжеленную винтовку с примкнутым тонким и длинным штыком.
-Моя, что ли? И чего? - подумал Лёха, и поднял голову.
Опять перед ним было белое снежное поле. Большое поле, до самого темно-зубчатого, поросшего густым лесом далекого горизонта. Только фигурки бегущих в его сторону и стреляющих солдат (Лёха видел бьющиеся у них в руках хищные огоньки) стали значительно больше, а туши танков уж и вовсе были рядом.
Один из танков объезжая глубокую воронку, на мгновение повернулся боком и Лёха увидел на его квадратной башне прямой крест, нарисованный черной краской на броне, и обведенный четырьмя уголками белого цвета.
Тут что-то рявкнуло далеко в тылу позиции за Лёхиной спиной, над головой у него прошкворчало и перед танками встали фонтаны разрывов недолета.
-.ля! Какого .уя! -заорал пулеметчик, страшно оскалив зубы в провале разорванного криком рта.
Но следующий орудийный залп лег уже среди танков. Несколько бронированных машин, дернувшись, остановились и задымили. Потом наша артиллерийская батарея перешла на беглый огонь и фонтаны разрывов заплясали среди цепей наступающей пехоты.
Лёха видел как танки начали отползать задним ходом. Пехотинцы залегли. Тут перед окопом, в котором сидели Лёха и пулеметчик вырос фонтан земли пополам со снегом, свистнули осколки. Ударной волной Лёху снесло на дно окопа. Плеснуло на лежащего Лёху землей, а потом сверху на Лёху навалился пулеметчик.
Лёха полежал - полежал, да начал задыхаться, испугался сильно, с трудом перевернулся на живот, отжался окоченевшими руками от мерзлой земли, да вылез из-под тела пулеметчика. Прижавшись спиной к стенке окопа, Лёха в ужасе смотрел на свои перепачканные в крови руки.
-Твою-то, дивизию! -подумал Лёха.
-Да на хрена мне такое кино? -Лёха ощупал грудь, ноги, все до чего дотянулся рукой, в поисках раны.
Но ничего нигде не болело, а кровь текла из развороченной осколком груди пулеметчика.
Лёху чуть не задохнулся от ужаса. Захотелось ему убежать. Да вот только куда бежать? Кто скажет когда это кино закончится? А пулеметчик? Он тоже пришел кино про войнушку посмотреть? Что теперь делать? Развалиться в кресле и взять из ведерка горсть поп-корна пожевать?
Лёха аж заскулил от невозможности исполнения этого желания. А руки Лёхи сами по себе полезли развязывать завязки ватника. Раздвинув отвороты ватника на груди, Лёха увидел залитую алой кровью гимнастерку. Ткань гимнастерки была зверски изорвана. Только большой круглый значок "Ворошиловский стрелок" сверкнул неповрежденной плоскостью эмали под мокрыми от крови Лёхиными пальцами.
На воротнике гимнастерки были пришиты большие петлицы защитного цвета с тремя красными треугольниками в одну линию на каждой из петлиц. Что это значило? Лёха этого не знал... Да и не до того было Лёхе.
Раненый открыл глаза и с паузами тихо прохрипел, пуская кровяные пузыри губами: -Не трожь меня... не мучай...дай отойти споко...
Тут он замолчал, глаза его закатились, пузырь на губах вздулся, да и опал.
Лёха заскулил от страха. Видал он покойников... Вот бабушку когда хоронили, и деда... Но тогда кругом люди были и не было крови... Откуда так много крови... Лёха задрожал...
-А,а, а! Не хочу! Отпустите меня! -Лёха отбросил в сторону враз налившееся смертным свинцом тело мертвого пулеметчика и вскочил на ноги. Путаясь в полах шинели он стал карабкаться, сползая и оскальзываясь на промерзшую до стеклянной гладкости заднюю стенку окопа.
-Бежать! Бежать куда угодно! Только дальше и дальше от этого поля боя, от этого окопа! Я тут ни причем! Это всё не моё, не для меня! Я деньги не за это заплатил! -бились в Лёхиной голове горячечные мысли.
Да только не успел он выбраться из окопа, и побежать в тыл, к мягкому креслу, к ведерку с поп-корном, к шоу "Дом-2", к ... .
Из-за поворота окопа, перешагнув через труп убитого сержанта-пулеметчика, выбежал человек в закопченой шинели с большим револьвером в правой руке. Из-под полуоторванного козырька шапки-ушанки глянули на Лёху презрительно злые темно-серые глаза.
-Боец! Почему бросил оружие? Бежать, сука? А кто за тебя воевать будет? -сдавленным яростью голосом прокричал командир.
-Вперед! В атаку, тьма твою! Вперед! -закричал он.
Лёха видел как вздулись яростью в крике жилы у того на горле.
Что-то повернулось в груди у Лёхи.
Это что-то развернуло его в ту сторону, где на бывшем колхозном поле, сейчас страшно изуродованном войной, догорали, исходя черным вонючим (горелая резина пополам с жареным человеческим мясом) дымом немецкие танки. Это что-то, подхватило и вложило в Лёхины руки старую верную винтовку Мосина. Это что-то, помогло Лёхе выскочить одним махом из полузарушенного взрывом окопа и побежать вместе с другими бойцами на две трети поредевшей стрелковой роты вперед, в ту сторону, куда обычно уходит на закат солнце.
Лёха бежал, оскальзываясь на снегу, в негустой цепи наступающих красноармейцев по истерзанной взрывами земле.
Вместе со всеми он кричал, задыхаясь на бегу: -Ура!
Все вокруг стреляли, и Лёха, инстинктом поняв движение механизма затвора оружия, стрелял из своей большой винтовки в отходящих, огрызающихся автоматным огнем немецких мотострелков.
Может быть, он даже в кого-то попал на бегу.
Может быть, он даже узнал что означает значок + после обозначения формата 5D.
Поделиться222015-02-20 09:25:01
Из воспоминаний ефрейтора Никольского.
Отрывки из прошлого…
Во втором классе мне пришлось пойти к окулисту. Этого момента я не помню, а вот первые очки запомнил. Когда у меня они появились (пишу именно так – появились, потому что не помню как…), то я, одев их, стал ясно видеть кирпичную кладку дома напротив. До этого я видел только красную стену этого дома. И я радовался, еще не зная, сколько ограничений получу в жизни от испорченного в детстве зрения…
Отчего так получилось – ухудшилось зрение? Наследственность не виню. И отец и мать не имели проблем со зрением. Грешу на то, что рано научился читать, еще до школы. У меня каким-то образом оказалась книга – Азбука. И я как-то незаметно выучился читать. Наверное, что-то подсказывала мама, не помню…но факт остается фактом – я уверенно бегло читал, когда пришел в первый класс. И на уроках чтения я скучал, когда мои одноклассники по слогам читали – «Мама мыла раму…» Надеюсь читатели в возрасте вспомнят это предложение из Букваря…
Во втором и третьем классах я запоем читал. Все, что мог найти. А найти, как оказалось, можно было много. У родителей моего друга, который жил в нашем подъезде, была большая библиотека. И мне разрешили брать книги. Я прочитал собрание сочинений Майн Рида, Фенимора Купера и еще много чего. Вспоминаю, что эти книги «про индейцев» я читал быстро, но избирательно. Страницы с описанияими природы, любовными отношениями героев я пролистывал, мне нетерпелось окунуться в приключения…Дело дошло до того, что в третьем классе наша учительница попросила родителей, чтобы я записывал краткое содержание книг, которые прочитал…мне кажется она не верила, что я ЭТО и МНОГО читаю. И я писал в тетрадке за две копейки…как мог. Интересная картина встает у меня перед глазами – я пишу в тетрадке содержание книги «Земля Санникова» - это помню точно. А вот что я тогда написал, как сформулировал на половине странички содержание этой книги? Почитать бы сейчас эти строчки, но тетрадка не сохранилась. Для меня это было обузой, а родители наверное, были заняты другим. Да и видели они, ЧТО я читаю и просьба учительницы для них была тоже, наверное, странной…
Напоследок…вечер, зима, я лежу на своей кровати и при свете ночника (были раньше в моде такие настенные светильники), читаю «Цусиму» Новикова - Прибоя…
Это было в третьем классе…
Поделиться232015-02-20 17:48:21
Согласен, что необычайно рано ефрейтор Никольский начал читать серьёзную литературу. "Цусима" в третьем классе средней школы... Я так её и не прочитал до сих пор... Хотя принимался.
Запомнился только эпизод про отрезанные хирургом матросские руки и ноги в вёдрах - сцена на корабле в бою...
В школе на каждое лето учитель по литературе и языку выдавал список книг, которые надобно было прочитать за три месяца. Интересно, что бы было со мной, если бы я прочитал все эти книги?
Не знаю... Но зато я знаю, что стало со мной, не прочитавшим почти ничего из этих списков.
Помнится читал я в ту пору (впрочем как и потом) только развлекательную литературу - приключения, фантастику.
Из упомянутого выше Купера прочитал несколько романов. Конечно, Обручев, Жюль Верн, Конан Дойл, Герберт Уэллс.
Многое из Библиотеки приключений 1 и 2 (в каждой серии по двадцать томов) - Буссенар, Хаггард - оттуда.
Потом пришла пора Гашека, Ильфа и Петрова, Хемингуэя.
Очки появились в 8-м классе... Комплексовал по этому поводу страшно.
У кого четыре глаза - тот похож на водолаза.
Отредактировано Штурмфогель (2015-02-20 20:10:34)
Поделиться242015-02-20 17:51:56
Невеста для Хозяина тайги.
Началась эта история с невестой в марте 1995 года, а вот закончилась ли она – решать вам самим.
Итак, в марте месяце мокрый снег внезапно упал на большой город. На улицах машины плелись со скоростью пять километров в час, включив заляпанные грязью подфарники. Серые ранние сумерки вползали в серые окна серых домов. Желтый свет включенных в комнате ламп падал на наши бледные лица и путался в клубах сигаретного дыма.
Мы сидели с приятелем у него дома и ломали головы, как заработать деньги на жизнь нашу незамысловатую.
К тому времени зарплаты хватало разве что на пару недель. Инфляция галопировала по стране, выбивая последние надежды из голов и отложенные на черный день сбережения из дырявых карманов. Да и кто мог знать, что черный день - это даже не на год и не два года, а гораздо дольше.
И дольше века длится Черный День, – так мы шутили при встрече друг с другом. В тот день мой приятель, эрудит и умница, отыскал в “МК” одну интересную заметочку.
Надобно сказать, что с некоторых пор на страницы газет и журналов вбрасывалась информация исключительно для поднятия тиражей и для создания в некрепких мозгах читателей мистического тумана.
Вампиры, экстрасенсы, целители, гигантские крысы из Метро-2, динозавры из Чистых прудов, привидения в подвалах старых домов в Милютинском переулке, сундуки с библиотекой Ивана Грозного в тех же подвалах, ковчеги Ноя и Ковчеги Завета на чердаках, НЛО в небе Мухозасиженска, половой гангстеризм пилотов летающих тарелок, как- то разом превратили нашу размеренную атеистическую жизнь, ранее построенную исключительно на открытиях самой передовой отечественной науки, в филиал Кунсткамеры.
Причем в филиал, до того как из него своровали и продали за Бугор самые скандальные экспонаты вроде двухголового теленка и набора несчастных уродцев в бутылях с формалином.
Но вернемся к заметке. В ней говорилось, что исследователи-энтузиасты под руководством доцента университета Кагосима, Кадзуфуми Гото – эксперта в области искусственного разведения животных, намерены найти с помощью российских коллег в вечной мерзлоте труп мамонта.
Но не с целью порадовать любителей экзотики шашлыком из филейной части усопшего, а для того, чтобы выделить из соответствующего места у Хозяина тайги замороженный семенной материал с не разрушенной ДНК – носителем наследственной информации.
После соответствующей обработки ископаемую сперму японцы намеревались ввести современной слонихе в соответствующее обстоятельствам место.
На сразу возникший в наших повеселевших мозгах вопрос о том, что же это за соответствующая обработка, там же, в мозгах, возник ответ:
“Какая, какая? Такая…, соответствующая! А сам как думаешь?!”
По расчетам ученых, слониха вполне сможет произвести на свет потомство от заочного “мужа”, скончавшегося во второй половине Третьего ледникового периода.
Тут, для того чтобы немного взбодриться после упоминания покойника, я, может быть и не совсем к месту, рассказал приятелю анекдот.
Ветеринар выполнил свою работу по искусственному оплодотворению стада колхозных буренок. Убирает большую спринцовку в портфель. А коровы столпились вокруг и жмутся к нему боками, и в глаза заглядывают. Ветеринар опешил слегка и говорит: “Но, но, тпру… Чего надо, рогатые?”. А одна буренка, искоса так глядя через длинные ресницы: “Му-у-у… А поцеловать?”
Ну, поржали мы с приятелем, и он дальше читает в заметке, что если повезет, и слониха родит самку, то с ней можно повторить операцию по искусственному осеменению.
В результате будет получено животное, которое на “две трети” будет мамонтом.
Дальше, как говорится, и ежу стало ясно, что надо действовать и действовать быстро, пока идею не перехватили остальные жители нашей страны. Ведь идея лежала на поверхности, только ленивый бы не допер!
Приятель бросился к книжным полкам, натащил книжек и брошюр на тахту. Начали мы с ним лихорадочно листать литературу.
И что же узнали? В 1863 году видели местные жители мамонтов! В Салымском крае – салымские же ханты. В районе Тобольска, в Заболотье – обские угры тоже видели, но в 1868 году. А в 1920 году два охотника между речками Чистой и Тазой тоже встретили парочку волосатых слонов.
Оказывается, наш сибирский мамонт имеет свое латинское название – Elephas berezovkius, но не в честь Бориса Абрамовича, а потому, что замерзшую тушу нашли на берегу реки Березовка, на Колыме.
Был он при жизни (мамонт конечно, а не Борис Абрамович) покрыт черно-рыжеватой шерстью, длиной 30-70 сантиметров. Хвост имел короткий. А под хвостом обзавелся кожаной складкой для защиты анального отверстия от холода.
Тут мы ему по-хорошему позавидовали, так как каждому приходилось, хоть раз, на морозе до ветру ходить. То еще удовольствие!
На голове и загривке имел два жировых нароста, - мы это опять про мамонта, а не про Бориса Абрамовича. Сильно он похож на азиатского слона (опять ничего личного) – Elephas indicus.
И был мамонт горбат, имел небольшие уши и вогнутый лоб.
Тут мы с приятелем непроизвольно провели ладонями по своим собственным лбам.
Серологический анализ крови березовского (именно так, с маленькой буквы) мамонта подтвердил, что он родственник индийского слона.
В холке наш мамонт имел не более трех метров. То есть был помельче, чем европейский мамонт Elephas primigenius.
Питался он (мамонт опять же), судя по содержимому желудка, в тайге, а на прогулку выходил в тундру.
В его рацион входили иголки лиственницы, сосны и ели, шалфей, дикий тимьян, сосновые шишки, мох, альпийский мак, лютики, карликовая ива, береза, ольха, тополь, кустарники, злаки.
Но на задуманное нами предприятие нужны были деньги. Две недели беготни по родным и знакомым принесли нам четыре тысячи сто шестьдесят два бакса и кучу долговых расписок. Но игра стоила свеч!
Еще через неделю мы сидели в одноместном номере Красноярской гостиницы “Восход” и ждали телефонного звонка от Кадзуфуми Гото (что тут имя, а что фамилия – не нам решать), которому еще из Москвы позвонил мой слегка англо-говорящий приятель.
В университете далекого японского города Кагосима, после того как мой приятель сообщил, что мы можем проводить японцев к месту обитания последнего живого мамонта, судя по бурной реакции японца, начался немедленный аврал всех наличных экспертов.
Где? Как? – вопил японец в трубку. В ответ мы с него запросили за информацию миллион баксов. Японец перестал кричать и попытался сбить цену до пятнадцати тысяч долларов. Не на таких напал! После двадцати минут аукциона, на кону которого стоял мировой приоритет японца в открытии живого ископаемого, мы сошлись на трехстах тысячах.
Выплата наличными на месте, после предъявления мамонта для съемок на японскую фото-, кино- и видеотехнику!
После чего мы растворяемся в просторах необъятной тайги, а японцы объявляют миру через спутниковый телефон, что Страна Восходящего Солнца впереди планеты всей не только в компьютерах, но и в мамонтах! А нам не жалко.
К этому моменту, мы купили в Красноярском зоопарке семилетнюю сиамскую слониху, по кличке Муха, находящуюся в предпоследней стадии дистрофии по причине нехватки у зооначальства средств на питание. Предпоследняя стадия дистрофии Мухи отличалась от последней только тем, что Муха еще стояла, прислонившись к дощатому забору своего грязного вольера, а не валялась на земле.
В вольере давно не убирались, так как на прокорм денег уборщикам тоже не было. Благо, что из-за отсутствия питания и у Мухи желудок работал не по расписанию.
В общем, так, Муха нам обошлась в полторы тысячи баксов. Еще на пятнадцать долларов мы купили тюк коричневой пакли, а склянку с латексом я выпросил еще в Москве у своего папы.
Мухе мы купили десять мешков с попкорном. После того как животное подхарчилось, у него хватило сил доплестись до грузового причала на Енисее, где мы купили за пятьсот баксов старую баржу с двумя местными бомжами – юкагирами в придачу.
Юкагиров звали Степан и Кукты. Они много походили по тайге, и поплавали на щитиках (так называются по-местному плоты) по Енисею и его притокам. Так, что юкагиры были нам нужны как рабочие руки, матросы и проводники.
Загнав Муху на баржу, мы с приятелем сунули ей под хобот два мешка с попкорном и, пока она, закрыв от наслаждения свои маленькие глазки с редкими рыжими ресницами, набивала пузо, начали обмазывать ее голову, спину и бока латексом.
К латексу пакля прилипала замечательно. На “ура” мы облепили ее паклей, не забыв приклеить два горба из той же пакли к голове и загривку.
После двух часов работы без перекура, мы с удовлетворением окинули взглядом плоды нашего труда. Муха превратилась в мохнатое чудовище трех метров высотой, с небольшими волосатыми ушами и вогнутым лбом. Вот только с бивнями дело было плохо. Даже, если бы мы и раздобыли бивни; то скажите на милость, к чему их клеить? Ну, да ладно, решили мы, и так сойдет. Да и были ли бивни у мамонтих?
Интересна была реакция наших юкагиров. Увидав, что мы сотворили с Мухой, они выронили свои корявые курительные трубочки из корявых зубов и упали перед слонихой на колени.
“Му-Ха, Му-Ха“ - с почтением бормотали они. А Кукты дрожащей рукой достал из мешочка, висящего на веревочке у него на шее, древнюю костяную статуэтку изображавшую мамонта и, подняв ее над головой на ладонях, начал низко кланяться, утыкаясь в грязные доски палубы чумазым лбом.
“Смотри, как пробирает”, - сказал приятель и, пожав мне руку, соскочил с баржи на причал.
Он оставался в Красноярске до приезда японцев. После их прибытия, он должен был, за японские, естественно, деньги нанять вертолет либо у гражданских, либо у военных и доставить ученых к месту, где пасется последний мамонт.
Последний мамонт, по нашей с приятелем договоренности, должен был пастись у опушки леса на Тунгусском плато в координатах 63° Северной широты и 92° Восточной долготы, на расстоянии около 1000 километров от Красноярска.
Вертолет с японцами и моим приятелем (и с экипажем вертолета тоже) должен был долететь до Усть-Пита на Енисее, где необходимо дозаправиться керосином. После этого, пролетев над Заангарским плато, вертолет должен был приземлиться в поселке Бурный на реке Вельмо, впадающей в Подкаменную Тунгуску.
Далее японцев надо было погрузить в моторку, и спуститься вниз по течению Подкаменной Тунгуски до безымянного притока, впадающего в реку с севера.
Там их ждала накрытая поляна с живым ископаемым в качестве главного блюда.
Мне же предстояло сплавить Му-Ху на барже вниз по Енисею на 780 километров на север.
Путь наш лежал мимо населенных пунктов Стрелка, Усть-Пита, Ярцево и здесь, не доплывая до Бора, повернуть на восток и плыть 200 километров по Подкаменной Тунгуске до того же безымянного притока, первого слева по борту.
Там я должен был выгрузить Му-Ху на берег и двигаться по восточному берегу притока на север, в сторону реки Бахта.
Пеший участок пути составлял 80 километров. Но я надеялся за время путешествия подкормить Му-Ху, а во время пути по тайге приучить ее к местному подножному и подхоботному корму.
Так все и получилось. Степан и Кукты боготворили Му-Ху, и всячески ухаживали за ней.
Мне они тоже кланялись, так как считали, что я возвращаю в Мать-Тайгу их утраченное некогда древнее божество. Впрочем, я их не разубеждал.
От этого путешествия у меня в памяти остались лишь отдельные картинки – уж очень мне докучали гнус и мошка. Ведь на репелленты у нас с приятелем денег уже не осталось.
Вот, подняв хобот, Му-Ха трубит на фоне багрового заката, превратившего своими красками рябь реки в расплавленную медь.
Вот Кукты и Степан почесывают ее лохматые бока.
Вот мы, вчетвером, довольно ходко преодолеваем подлесок. Причем Му-Ха на ходу срывает верхушки молодых елок и отправляет их в свою пасть.
Вот Му-Ха, почти не погружаясь в почву своими широкими ногами, форсирует небольшое болото.
Вот она, к неописуемому восторгу юкагиров, напившись из таежного озерка и набрав воду в хобот, поливает себе спину. И радуга, вызванная лучами солнца внезапно проглянувшего сквозь тучи, играет в брызгах воды над ее косматой головой.
Прибыв на место встречи, я под присмотром Кукты отпустил пастись Му-Ху в кустарник на опушке таежного леса. А сам со Степаном сладил дымокур, и повесил над огнем закопченный чайник с водой.
К полудню над тайгой затарахтел мотор, и на поляну опустился вертолет Ми-8. Дверь в пятнистом борту открылась, и из вертолета выпрыгнули японцы во главе с моим приятелем. Японцев было четверо: сам доцент Кадзуфуми Гото, переводчица, и два оператора со съемочной техникой в руках. Все японцы были в новеньких нейлоновых ярко-желтых куртках и очках.
Мой приятель был в старой штормовке, джинсах, трехдневной щетине на щеках и с белозубой улыбкой на лице.
Операторы расчехлили свою технику и изготовились к съемке. Я, сделав хозяйский жест, пригласил прибывших пройти с поляны за густой кустарник, где с утра паслась Му-Ха.
Не успели мы сделать и шага, как из тайги раздался треск ломаемых сучьев и трубный рев. Навстречу нам выбежал Кукты, с вытаращенными глазами и замахал руками.
Мы с японцами бросились в чащу.
На прогалине, за первыми невысокими соснами и кустами, здоровенный волосатый мамонт, пристроившись сверху нашей Му-Хи, интенсивно делал ей бэби.
Рядом с ним, явно ожидая своей очереди, топтались еще два таежных исполина, нервно подергивая волосатыми хоботами.
Увидав нас, счастливец быстро слез с Му-Хи и глухо протрубив, бросился в глубь тайги. За ним, задрав вверх хоботы и хвосты, бросились Му-Ха и остальные мамонты - самцы.
Японцы успели снять этот гомерический исход на пяти кадрах поляроида и в течение пятнадцати секунд видеокамерой, так что свои деньги мы с приятелем получили.
Кукты и Степана мы больше не видели. Скорее всего, оба ушли в тайгу вслед за мамонтами. Ведь они нежданно обрели старых Богов своего племени.
Японцы остались на месте встречи фотографировать следы на земле, собирать клочки шерсти и пакли.
Доцент Кадзуфуми Гото на животе ползал с пробиркой по траве в поисках спермы мамонта.
Мы же с приятелем вернулись в Красноярск на вертолете.
После посещения бани, салона красоты и бутиков, мы отпраздновали успех нашего предприятия столь успешно, что вместо того чтобы лететь из Красноярска чартерным авиарейсом в Австрию, улетели в Австралию.
А, о моей встрече с мегалодоном у Австралийского Большого барьерного рифа я не люблю вспоминать.
Отредактировано Штурмфогель (2015-02-20 17:55:09)
Поделиться252015-03-10 19:26:19
Отрывок из повести КРЫЛЬЯ В НЕБЕ.
Ведь никто не читает...
…В 1800 по Берлинскому времени мы с адмиралом стояли в кабинете Кайзера. Его Императорское Величество выслушал меня не приглашая нас присесть.
Вероятно желая подчеркнуть важность сообщаемых мной сведений Кайзер сам все время доклада оставался на ногах, передвигаясь вдоль внутренней стены кабинета полностью скрытой под картой Европы.
Иногда Его Величество останавливался у карты вглядываясь в ту или иную точку на ней. Вероятно, слушая мой рассказ, он что-то для себя проверял или уточнял на карте, вслед за развитием моего повествования.
Но уже начиная с того момента в рассказе, когда наш ИМ-2 втянуло потоком воздуха во внутреннюю полость Земли, он перестал разглядывать карту Европы, а обратил взгляд своих внимательных глаз на меня.
Я постарался побороть смущение и, на мой взгляд, довольно связно продолжил свой доклад.
После того, как я описал старт бронзового яйца и полет на Марс, Кайзер приблизился ко мне и, крепко пожав руку, поблагодарил меня за службу Фатерланду.
Затем он прошел к письменному столу и, отомкнув дверь сейфа из крупповской стали, достал из его недр коричневый бумажный пакет и черную квадратную коробочку, и вновь приблизился ко мне.
Адмирал сделал шаг в сторону и назад, оставляя меня один на один с Кайзером.
Его Величество достал из бумажного пакета Железный Крест второго класса на ленте.
Я склонил голову и кайзер надел мне на шею черно-бело-красную ленту с наградой. Я щелкнул каблуками в наших лучших армейских традициях.
Последующее превзошло все мои мечты! Кайзер нажал на кнопку-защелку и извлек из коробочки Железный Крест первого класса. После чего он пристегнул его к карману моего кителя, прямо под сердцем.
После всего великий Император милостиво улыбнулся мне и позволил удалиться, оставшись наедине с адмиралом Канальясом.
Поскольку я прибыл вместе с адмиралом на его служебном BMW и под его командой, то счел необходимым дождаться адмирала с целью получения дальнейших указаний по службе.
А пока радость и гордость переполняли мое сердце. Я с разрешения адьютанта Кайзера, полковника Мольтке-младшего, покинул приемную и спустился по широким ступеням покрытой коврами парадной лестницы в вестибюль, охраняемый дюжими гвардейцами полка Лейбштандарт.
Остановившись перед огромным настенным зеркалом я принялся поправлять мои новые награды. Железный Крест второго класса мне суждено было носить на нашейной ленте только один день – день награждения. Уже завтра я обязан буду спрятать орден в пакет, разрезать орденскую ленту и продеть ее в петлицу третьей пуговицы сверху на моем кителе – таковы были правила ношения.
Но уж сегодня я мог себе позволить полюбоваться на новоиспеченного кавалера двух Железных Крестов.
В этот момент ко мне подошли двое офицеров в форме гехайматштатсполицай и, предъявив жетон, предложили следовать за ними. Я огляделся вокруг, надеясь увидеть подле адмирала Канальяса, дабы разрешить явное недоразумение, но меня буквально вынесли на руках из подъезда Приемной и втолкнули в салон Audi, окна котого были закрыты изнутри темными шторками.
В салоне мне накинули на голову мешок из черной материи. Дневной свет померк в моих глазах, а сердце защемило тоской.
С тех пор прошел месяц. Я ни разу не находился вне помещений без черного мешка на голове. Весь месяц меня куда-то везли.
По ощущениям это были автомобили, поезда и, наконец недели две мы плыли на корабле по морю. Я ощущал морскую качку и слышал крики чаек. Потом меня опять много дней везли на автомобиле по проселочным дорогам.
Было очень жарко и я начал подозревать что мои опасения насчет некоторых поступков адмирала Канальяса начинают сбываться.
Если бы я тогда знал, чем кончится мое вынужденное путешествие! Я бы… А что я бы смог сделать будучи в наручниках под охраной нескольких агентов тайной полиции?
В любом случае история капитана Краузе подходит к концу…Потому что меня несколько минут назад, не снимая с головы мешка, поместили в деревянную бочку, закрыли и заколотили крышку и скатили бочку с обрыва.
Судя по тому, как бочку крутит на поверхности воды, и по тому, что рев водяного потока все ближе, меня все-таки сбросили в водопад Виктория…
© Copyright: Краузе Фердинанд Терентьевич, 2012
Свидетельство о публикации №212091101035
Отредактировано КФТ (2015-03-10 19:29:42)
Поделиться262015-04-09 09:53:19
Табак дело
-Баба тебе может изменить, а сигарета – никогда! – свистя прокуренными бронхами, наставительно говорит “синюк” молодому парню, роясь двумя грязными дрожащими пальцами в его пачке сигарет, и пытаясь за один раз прихватить сразу две штуки.
Типа себе и своему увечному приятелю. Приятель его лежит на полосатом матрасе без простыни, укрывшись рваным ватным одеялом.
Приятель лежит на боку, за его спиной видны костыли, которые он засунул туда, чтобы их не сперли, пока он спит.
А спит он на лавке, под навесом на платформе электрички в Тайнинке. Поселился он на лавке в середине августа, а сейчас уже конец сентября. Когда станет по-настоящему холодно, то одеяло его не спасет.
Это ясно всем: самому “бомжу”, его приятелю “синюку”, пассажирам пролетающих мимо платформы электричек. И мне тоже это ясно.
Но ни я, ни “бомж” не мыслим большими временными периодами. Наше планирование будущего охватывает только настоящие сутки.
Почему так получилось именно со мной и с “бомжом”?
Не исключено, что причины такого отношения к жизни у нас одинаковые. Просто он перестал барахтаться и ушел на дно, а я еще сучу ручками и ножками, задрав подбородок. Помните притчу про двух мышей, упавших в крынку с молоком, стоящую в погребе на холодке?
Только вот барахтаемся мы с ним не в молоке, а в дерьме. Что же, называть вещи своими именами – это уже гражданская позиция.
На платформе в Тайнинке я оказался случайно, сев на электричку, которая на моей станции не останавливалась – вот и пришлось выйти.
“Синюк” сначала ко мне подошел: -Мужик, дай закурить!
Я ему сказал, что Дай буем подавился, но увидел по его морде лица, что он не понял, добавил, разъясняя: -Не курю, бросил!
Тут-то он и стрельнул сигареты у парня, что мимо по платформе проходил. Тут-то я и услышал эту его сентенции о верности сигареты.
А ведь я тоже прожил с ней в любви ни много, ни мало, 38 лет. Пока она меня не задушила.
Но я её все равно люблю до сих пор.
Она у меня была первой. Мне тогда было семнадцать с половиной лет.
Те, что были у меня до нее в пионерлагере, и в десятом классе средней школы можно не считать. Баловство это все было, минутный интерес, глупость мальчишеская…
А тут все получилось с первого раза.
Как сейчас помню этот хмурый осенний день на работе. День только начался, а мне хотелось, чтобы он уже закончился. Работал я тогда чертежником, и честно говоря ни хрена не понимал, зачем я, и почему именно я.
Жизнь представлялась мне широкой и длинной рекой, по которой плывут люди. Одни плывут на плотах, другие на лодках, третьи на катерах, четвертые на белых пароходах. И все эти плавсредства имеют порты приписки, маршруты следования, лоции.
Ну, а есть и те, кому плыть приходится вплавь.
Плыть по реке жизни можно по-разному. Можно плыть против течения, что само по себе ни к чему хорошему привести не может. Можно плыть на противоположный берег по причине того, что на том берегу рыбы больше ловится и девки более сговорчивые.
А можно плыть по течению. Что значительно экономит силы.
Про время же я могу сказать только одно – куда и как не плыви, а в зачет не попадешь, ибо не дано нам знать о времени прибытия на наш последний берег.
Вечером после работы мне еще надо было ехать на занятия в институт. В группе я был, пожалуй, самым младшим, что отдаляло меня от всех сокурсников. О чем со мной можно было говорить парням, отслужившим срочную службу в армии?
Были у меня два приятеля в группе. Один служил на Северном флоте на подводной атомной лодке, а второй ракетчиком в Желтых Водах на Украине.
Относились они ко мне по-доброму, но с изрядной долей превосходства, как к недоумку. Помню, меня это тогда не слегка задевало. Значительно позже я понял, что они относились ко мне так, как и положено было относиться.
К наукам, преподаваемым нам, студентам-вечерникам я относился не с должным почтением. А точнее говоря – никак не относился. До экзаменов было еще несколько месяцев, лабораторки я кое-как делал, но все это с тоской.
Причина тоски была банальной – мальчик из тепличного школьного коллектива без всякой адаптации был брошен в мир, которому до этого мальчика не было никакого дела.
И в мире том, никому до мальчика дела не было тоже.
А потому мальчик дрейфовал по течению. Вода была холодной и мутной. Рядом с ним плыли обломанные ветром ветки, водоросли и раздувшийся труп дохлой крысы.
...На площадке лестницы второго этажа собирались курильщики.
Я вышел на площадку из рабочей комнаты. Курильщики общались, обсуждая какие-то пустяки, казавшиеся им важными.
На меня никто не обратил внимания, но еще вечером я купил за 40 копеек пачку “Столичных”, которую сейчас неуклюже вытащил из кармана.
-Разреши, прикурю! – обратился я к рыжеватому курносому парню с длинными волосами. Впоследствии мы подружились с ним. В армию его призвали раньше меня. Служить он попал в ВДВ в Чучково, в «Чикаго», как писал он мне в письме из армии, и к тому моменту как призвали меня, отслужил целый год.
Парень щелкнул зажигалкой и я затянулся табачным дымом.
Ну и гадость, успел подумать я, перед тем как поплыла голова и меня замутило. Докуривал я эту сигарету имитируя акт курения. То есть втягивал дым в рот, выпуская его через небольшое мгновение наружу.
Мне было очень паршиво, но я был принят в круг курильщиков. А для всех прочих у меня появился вполне оправдываемый общественным мнением перекур на полчаса, через каждые полчаса.
Во время второго перекура сигарету я выкурил без удовольствия, но и симптомы отравления никотином уже ослабли. Я начал привыкать.
Начал я по-настоящему курить со «Столичных», произведенных на фабрике «Дукат». В дальнейшем я пришел к выводу, что дукатовские сигареты хуже на вкус чем сигареты фабрики «Ява». да и не только я.
В те времена на «Дукате» производили сигареты с фильтром «Столичные», «Пегас» по 30 копеек за пачку, и сигареты без фильтра: «Дымок», «Прима».
Сигареты фабрики «Ява» хоть и были получше на вкус, но табак был с кислинкой.
Следует заметить, что дукатовцы тоже производили сигареты марки «Ява», но курильщики гонялись за «Явой" явской.
Это были сигареты в мягкой пачке, по 30 копеек.
За 40 копеек сигареты «Ява» продавались в твердой пачке. У этих сигарет была более качественная бумага и более качественный фильтр. Да и на вкус они не так кислили.
Что помнится из тех времен? Набивка сигарет...
Тридцатикопеечные сигареты, независимо от того, явские они были или дукатовские, были набиты влажным табаком. И уважающий себя курильщик вскрыв пачку старался высушить сигареты.
Зимой было проще — вскрытую пачку клали на батарею. А летом пачки вскрывались заранее — чтобы успели подсохнуть до момента востребования.
Сигареты без фильтра: «Дымок» (12 копеек пачка) и «Прима» (14 копеек пачка) как правило тоже были неплотно набиты влажным табаком.
А вот «Памир» (10 копеек пачка) был набит в упор. Но на гражданке я не курил «Памир» - были они слишком крепки для меня тогдашнего.
«Памир» я полюбил в армии. Но об этом позже...
Еще были папиросы, курить которые в нашем кругу курильщиков считалось дурным тоном.
К весьма приличным людям относились те, кто курил «Яву» явскую, потому как эти сигареты были в некотором дефиците, а точнее — раскупались в первую очередь. Если не сказать - расхватывались.
Опять же, до философии папирос мне надобно было дорасти. А в те далекие времена был я ещё юн, неопытен и подвержен всяким нездоровым влияниям.
Под нездоровыми влияниями я имею в виду иностранные сигареты.
Они были АБСОЛЮТНО недоступны мальчикам вроде меня, с окладом жалованья в 62 рубля 50 копеек в месяц.
Да и не было в свободной продаже тогда иностранных сигарет.
Не считать же иностранными сигаретами болгарские сигареты, или египетские!?
Табак в них был другой, были они посуше отечественных, вкус у них был не такой как у нашего табака. Помягче, попреснее. Но и были они полегче. При переходе с наших на болгарские (или наоборот) по-первости всегда бил кашель.
Из болгарских помню: «Шипку» (без фильтра, мягкая пачка, 14 копеек), «БТ» (с фильтром, твердая пачка, 40 копеек), «Stewardess» (с фильтром, мягкая пачка, 35 копеек), «Тu-134» (то же), «Opal» (то же), «Rodopy» (то же).
«Стюардесса» выпускалась двух видов: по 20-ть сигарет в пачке, и по 10-ть сигарет. Пачки по 10 сигарет раскупались дамами и снобами. И стоили они (вроде бы) 25 копеек пачка.
Что было не дешево, но честь — она дороже.
Еще в продаже попадались болгарские дамские сигареты под названием «Femina». Стоили они копеек 40. Не меньше.
Продавались они в картонной плоской коробке. Были они длиннее обычной сигареты, с позолоченным обрезом (чуть длиннее обычного фильтра), но были они все же без фильтра. Дамские штучки.
Египетские сигареты назывались «Клеопатра». Продавались они в мягкой упаковке (20-ть штук), фильтр у них был снаружи — белая бумага, а внутри нежно-синяя фильтровая волосяная начинка.
Табак — сладковатая дрянь. Опять же для снобов и дам.
Лишь единичные люди тогда курили иностранные сигареты.
Был у нас один средних лет товарищ. Тот как бы курил со всеми, но и, одновременно, в далеком далеко.
Потому что курил он ни много ни мало, а «Филипп Моррис». Причем тогда пачки «филиппа» изготовлялись из тонкой пластмассы.
Курил он два типа сигарет — обычные и "мультифильтр". Соответственно светлого и шоколадного цвета были эти пачки.
Иногда он курил простой «Kent», и было это, поверьте, очень и очень престижно.
Стрелять у него сигареты никогда никто не стрелял — так велика была социальная пропасть между нами. Но и он сам не предлагал никому закурить. В общем, Зевс на Олимпе, полускрытый ароматным табачным дымом.
Иногда были отдельные удачи. Как-то меня угостили итальянской сигаретой «Gala». Была она как и «Philip Morris» с угольным фильтром. Наверное она была ароматизирована. Но вот эффект от этой ароматизации возникал на выдохе.
И был этот эффект очень приятен. Такого удовольствия я не получу при курении (в далеком будущем) ни «Salem»-а, ни «Newport»-а - сигарет с ментолом.
А можно было и не угощать сигаретами — так приятель выкурил при мне пачку «Ernte-23» (не сразу, конечно), а я в это время потягивал «Stevаrdess». Я тогда впервые увидел сигареты, у которых бумага и фильтр были коричневого цвета.
Вот так я докурил до мая месяца 19.. года, когда пришла пора идти в армию. Курил я до армии, по всему получается, только чтобы не выпадать из компании. Потому что по-настоящему я ощутил зависимость от сигареты в учебке...
Почему-то захотелось сосчитать, сколько их у меня было с молодых лет до печального конца.
Возьмем в среднем по 15-ть сигарет в день. Ведь бывало у нас с ней по-всякому. Пусть будет 15-ть...
38 лет х 365 дней х 15 = 208 050. Округлим для простоты счета до 209 000.
Двести девять тысяч раз я прижимал ее, как будто в первый раз, к своим губам. Неплохо?
«Не только крепость и страсть, но и верность!»
Вот какую эпитафию надо высекать на черном мраморе портика Некрополя курильщиков, что выстроен для нас на том берегу Стикса...
Что такое армия?
Это два года вдали от дома. Это 730 дней и ночей проведенных в обстоятельствах от тебя мало зависящих. Это 104 парково-хозяйственных дня. Это 6 месяцев учебы в Школе, и 18 месяцев службы в боевой части. Это 24 часа в наряде. Это 45 секунд на отбой. Это 3 рубля 80 копеек в месяц. Это подъем в 0600 и отбой в 2200. Это завтрак, обед, ужин. Это стоять в карауле с 22 до 00, с 04 до 06, с 10 до 12, с 16 до 18 часов. Это предопределенность. Это неизбежность, отложенная на потом. Это фокусы со Временем: от отбоя до подъма — только миг один; от подъма до отбоя — вечность.
Именно поэтому так хочется курить. В Школе солдат курит все свое свободное время. Конечно, это только потому что свободного времени у солдата в Школе почти что и нет.
Вспоминаю, как выждав час после отбоя, мы шли курить (типа в туалет) с армейским приятелем.
Почему так? И почему не мы одни курили в это время после отбоя?
Вопрос из области психологии, коей мы сейчас не занимаемся.
А вот что курили в Школе? Курили в основном по средствам — на то что оставалось после покупки подворотничков, зубного порошка, пакетика конфет или банки сгущенки (сладкого не хватало ощутимо).
Курили «Приму», «Дымок», «Астру», «Памир». Курили папиросы «Беломорканал» и «Север».
Папиросы «Север» были набиты каким-то твердым табаком. Их называли «гвоздиками», потому что их можно было вбить в стену.
Если кому-то приходили посылки, то счастливцы недолго, но курили сигареты с фильтром.
Мне , помнится пару раз присылали по десятку пачек «Явы». Естественно сигареты раздавались сержантам, приятелям, потому что поступив так, можно было рассчитывать стрельнуть закурить в "тощие" дни.
Кстати, в Школе я впервые начал курить одну сигарету на двоих (хорошо!), а то и пускали сигарету по кругу (одну сигарету на три-четыре человека), по паре затяжек.
Некоторые (может специально) слюнявили кончик сигареты, которую брали в рот. Этим откровенно говорили — Не слюнявь сигарету!
Курева откровенно не хватало. И любовь к сигарете была странной и жестокой, противоестественной любовью.
Потому что во время каждой пробежки на время, на расстояние, после кросса, после бега в полной выкладке или по форме голый торс, многие, задыхаясь, обещали себе и окружающим бросить курить с этой же самой минуты.
Но проходила боль в правом боку, уходила одышка, подсыхал пот на лице и на спине, переставали натружено ныть горящие ноги в пудовых сапогах, и расцветали огненные точки, и сизый дым поднимался к небесам, пока команда сержанта не ставила в строй взасос докуривающих свои сигареты солдат, только что произнесших клятву бросить ее и уйти к правильной жизни.
Но закончилась Школа и попали мы в места столь отдаленные и заброшенные, что на картах не нашлось этим местам названий. Вот там с куревом было совсем плохо.
Не являясь снобом скажу, что из любви к ней мы. молодые, собирали окурки, радовались удачным находкам, которые позволяли скоротать долгие бессонные ночи в наряде по роте или в карауле.
Караул... Что сказать, коли вспомнил...
Много что в карауле происходило. И курили на посту, и кушали там же, и нужду справляли, покрепче прижав к боку локтем приклад карабина.
Но слаще всего покурить, пряча горящую сигарету в кулаке, а кулак в рукаве шинели...
Но выкурить не всю сигарету, а только половину, затушить и спрятать «бычок» за отворот пилотки или шапки-ушанки, зная что если быть экономным, то можно дотянуть до окончания караула, а уж в роте у кого-нибудь всегда можно попросить оставить покурить:
-Друг, оставь покурить! -Пашка, дай дернуть пару раз!
Когда жили на Точке, сигареты нам покупали офицеры. И была на Точке у нас большая кирпичная. беленая печка, которая не топилась ни углем, ни дровами, потому что был у нас электрический «козел». Так вот, на эту печку в дни изобилия мы специально договаривались бросать бычки.
И бросали. И в «тощие» дни лезли на печку, чтобы вытащить с десятка полтора запыленных, окаменевших окурков, и пустить их по кругу.
Сигарета — лучший друг солдата. С ней вместе можно служить. А без нее — тоскливо.
...Задолго до жизни на Точке... Ночь. В пустыне темнота. Служить еще как медному чайнику. Пошел за углем для печки, которую топили зимой в казарме.
Пару фонарей на все расположение части, не огороженной даже забором из колючей проволоки от внешней пустоты.
Глаза привыкают к темноте. На пологой куче угля движется низкая серая тень. Сначала оторопь, и волосы дыбом на голове от неожиданности, потом понимаешь, что это скорее всего степная лиса.
При моем приближении тень исчезает в темноте. Подхожу к кучам и каблуком сапога разбиваю смерзшиеся куски угля.
Уголь отнюдь не антрацит, а бурый, но горит. Руками набираю полное ведро угля и тащу обратно в казарму к отопительному котлу, за которым положено присматривать дневальному по роте.
В котельной тепло. В большом бетонированном приямке кроме печки и деревянной скамейки нет ничего. Ставлю ведро около печки. Сажусь на отполированную солдатскими шароварами грязную до черноты скамейку и достаю из-за загнутого уха шапки бычок «Примы». Поджигаю от спички бычок и затягиваюсь теплым горьким дымом.
В моей нынешней шкале ценностей «Прима» стоит на втором месте после «Памира».
Никогда в жизни на до армейской гражданке я не стал бы курить «Памир».
Но здесь, на краю Ойкумены, ценилась только крепость сигарет и чистота их вкуса.
А может и не так. Дешевле «Памира» (10 копеек за пачку) сигарет не существовало. Единственные деньги, которые я получал — это были армейские 3,80. Может вот он, ответ? А все рассуждения о вкусе и крепости — игры разума?
Сигарета, сигарета... Там, на краю света, я попробовал махорку. Будучи в карауле на Новый 19..-й год. Меня угостил приятель Миша — до него добралась посылка из дома. Это была моршанская махорка из бумажной пачки. Я свернул себе самокрутку из газетной бумаги.
К этому времени мы уже научились крутить самокрутки, засыпая туда табак добытый из коротких бычков. Может это кому-то покажется ниже человеческого достоинства — собирать окурки и крутить из них самокрутки.
Но это — чистоплюйство. Просто эти люди не попадали в ситуации, когда надо выживать, а не жить.
Предки были мудрее. Они говорили: Беда не тогда, когда рожь не родила. Беда, когда не уродилась лебеда...
...Как-то, ещё до горбачёвской перестройки, мы шли с приятелем во дворах. Возле одного из мусорных ящиков стоял человек и рылся в ящике палкой.
Мой приятель произнес что-то вроде: -Позорят город такие типы! Я промолчал, потому что знал, что обстоятельства могут развернуться по-всякому.
После гибели СССР обстоятельства развернулись. И я знаю, что мой приятель сам рылся на помойке, правда на технической помойке — туда выбрасывали всякий строительный мусор и старое оборудование. Но я ему никогда не напоминал тот случай до перестройки...
Так вот, махорка была хороша. Острый пронзительный вкус. Очищающая усталый мозг крепость. Я лег спать на топчан и мне снился какой-то яркий и веселый сон. Утром уже был новый 19.. год.
После армии я курил в основном болгарские сигареты. Но это было до Олимпиады. В 1980 году в продаже появились иностранные сигареты. По одному рублю за пачку.
Винстон, Салем, Палл-Малл, Мальборо, Кольт, Кент, Ньюпорт.
Вот это были настоящие сигареты!
На фабрике «Ява» начали выпускать сигареты «Союз-Апполон» и «Мальборо» по лицензии. Тоже 1 рубль пачка. Были они хороши, но импортные были лучше.
Я перепробовал все что продавалось, пока не остановился на «Палл-Малл». Тогда они продавались в твердых пачках цвета золота.
Были они крепки, с очень чистым вкусом. Потом все эти сигареты стали стоить 1,5 рубля. Потом началась перестройка и закончилось всё.
Уже в перестройку, когда сигареты вдруг исчезли с прилавков, я переключился на папиросы. Мой тогдашний сослуживец курил только «Беломор-Канал» (25 папирос в пачке по цене 25 копеек за пачку), утверждая что это здоровее. Якобы дым не горячий, а холодный.
Не знаю. «Беломор», по крайней мере для меня, был тяжеловат.
И я переключился на папиросы. Я было приспособился к «Герцеговине Флор», но они то были, то их не было.
А закупать впрок папиросы десятками пачек (как и сигареты — блоками), я не хотел. Несколько раз я попробовал, но оказалось, что расход сигарет возрастает, потому что куришь без оглядки, зная, что в блоке еще есть пачки.
Проверено. Обычно я укладывался в норму — пачка в день. А вот при оптовой покупке одной пачкой дело не ограничивалось.
Так вот, у «Герцеговины»-папирос был неплохой вкус, а вот сигареты «Герцеговина Флор» мне не понравились.
Кстати, говорят, товарищ Сталин набивал свою курительную трубку табаком, выпотрошив для этого несколько папирос «Герцеговина Флор».
Папиросы «Герцеговина Флор» стоили 40 копеек за пачку (при числе папирос в пачке 25), а одноименные сигареты — 40 копеек (при числе сигарет в пачке 20).
Когда в продаже не было «Герцеговины», я покупал «Спутник», «Три богатыря» и что-то еще (Забыл - папиросы «Лайка»? Папиросы «Друг»?).
А вспомнив про «Герцеговину Флор», нельзя не вспомнить о молдавских сигаретах. В Кишиневе была табачная фабрика, которая выпускала сигареты «Флуераш», «Золотой якорь».
Сигареты были изготовлены явно на импортной упаковочной линии. То есть: замечательного качества были картон, бумага, краска, фильтр, набивка, сами пачки и сигареты — вершина конвейерного производства.
При стоимости 40 копеек за пачку они были, пожалуй, лучшими в СССР, потому что и табак в них был не плох.
Но эти сигареты остались в советском прошлом, как и сигареты «Наша марка» (табачная фабрика города Ростов-на-Дону).
После перестройки в страну стали везти всякую гадость. Мой школьный друг объяснил, что технология изготовления табака изменилась. Да и не табак это нынче вовсе, а бумага, пропитанная никотином. Гадость-то — гадостью, но курить меньше публика не стала. Наоборот.
О причинах этого «наоборот» противно говорить.
А вот я с утра, до работы, иногда ухитрялся выкурить пять-шесть сигарет.
Считайте: проснулся — закурил, чай попил — закурил, в туалете перед выходом из дома — закурил, до метро дошел — закурил, из метро вышел — закурил, на работу пришел — закурил.
Я занялся самообманом — завел трубку и причиндалы к ней. Помню первые затяжки трубочным табаком. Я их делал по привычке, как сигарету курил.
Испытал я те же ощущения, как в первый раз, когда закурил. Мне стало дурно. Кровь прилила к лицу. Все поплыло. Я покрылся потом.
Но потом — отлегло. Я немного покурил трубку.
Это тоже другая философия. Трубку с сигаретой не сравнишь. С сигаретой все проще и безотказнее.
Я опять закурил сигареты. Как в старь.
Уже я понимал что такой интенсивной любви организм долго не выдержит. Уже я вспомнил как дедушка меня уговаривал бросить курить, приводя в пример себя, образца тридцатых-сороковых: -Я комнату перейти не мог, чтобы не закурить...
Я уже и бегать-прыгать не мог... А все равно — курил и курил. Уже и подъём по лестнице из десяти ступенек для меня стал проблемой. Уже и ходить по улице вверх по уклону стало мне тяжело.
И докурился я до того, что она (сигарета — если кто забыл о чем повествование) меня задушила.
Однажды на Новый год, оставшись по стечению нелепых и невеселых обстоятельств совершенно один в доме, я лег спать, а проснулся от того что задыхаюсь.
Эту ночь я не спал, как и многие последующие за ней, из боязни не проснуться.
Только заснешь — и уже задыхаешься. Откроешь окно в морозную ночь — вроде дышишь полной грудью, а задыхаешься.
И тогда я ее бросил. После тридцати восьми лет совместной жизни и любви я её бросил.
Она любила меня, а я её бросил.
Она разбила мне сердце и отравила мне лёгкие, а я ее бросил.
Но не забыл.
Я два года уже не курю.
Стал ли я счастливее?
В жизни у мужчины не так уж много радостей.
Вот и еще одной стало меньше.
© Copyright: Краузе Фердинанд Терентьевич, 2012
Свидетельство о публикации №212092000937
Отредактировано КФТ (2015-04-09 15:00:12)
Поделиться272015-04-09 14:48:03
я переключился на папиросы. Мой тогдашний сослуживец курил только «Беломор-Канал» (25 сигарет в пачке по цене 25 копеек за пачку), утверждая что это здоровее.
А я думал, что "Беломор" - это папиросы.
Поделиться282015-04-09 14:59:39
Папиросы. Это я не то написал. Исправлю.
А вот иностранцы называли их русскими сигаретами с длинным фильтром.
Поделиться292015-04-10 09:53:18
После прочтения "Табак дело", я почувствовал чего я лишился, не участвуя в этом процессе...курения, естественно. То есть, конечно, я участвовал, но по сравнению с описанным миром курильщика, мое пребывание в нем ограничилось самой окраиной...
Начинал я со второго семестра первого курса...курили в группе все, кроме меня и еще одного или двух. В перерывах в коридорах учебного корпуса, около туалетов, висел дым...тогда, как я вспоминаю, было довольно "демократично" в этом смысле. И по тогдашнему своему мировосприятию, юношеского желания быть таким как все (понятие о ценности индивидуальности пришло много позже), начал учиться курить. Сигареты "Плиска", болгарские, короткие. Подробнее...дело было так...ходил к другу-одногруппнику по вечерам и по дороге покупал пачку. Эту короткую сигарету не мог докурить до конца, но за пару месяцев научился. Курил до конца второго курса...когда ушел из института, перед армией жил в военном городке, друзей там не было и я ...бросил курить. Просто, ненавязчиво, банально...Вывод - значит курение было НЕ МОЁ дело...и еще, на удивление вспоминаю, что в группе регламентных работ по АО, в полку, у нас курил только один - Славка Михалевич. Он был женат...взрослый, значит...шучу.
Сигареты курил - "Орбита" - 30 коп., "БТ" - 40 коп. Это потом, после "Плиски"...
Поделиться302015-04-10 14:59:27
То что Ты не втянулся - замечательно. Ты - молодец!