продолжение
«Человек Божий», не от мира сего, Леонид Васильевич Сидоров знал английский, немецкий, французский, итальянский, испанский, греческий, латынь, польский, болгарский, чешский. Глубоко верующий человек, молился в своих стихах о том, кто убит, и о «том, кто убил» и даже о том, «кто в тоске себя жизни лишил».
Однажды он помолился о упокоении души царя Иоанна Грозного. И вот снится ему сон, в котором он будто бы говорит царю: «Я за Вас молюсь». А Иоанн Грозный будто отвечает: «За меня хошь молись, хошь не молись, а вот за мого отца помолись». — «А как его звать?» — «Мово отца звать, как и твово»
Роса
Леонид Сидоров
Роса просыпалась из ветки,
Которую хватал рукой
Солдат, идущий из разведки,
Сраженный по пути домой.
Не предавая его смерти,
Ожесточенному огню,
Роса, как мать, припала к сердцу,
Пройдя свинцовую броню.
Она сама себя сжигала:
Тому, кто был на небесах,
Она прохладу отдавала,
Пока кровавою не стала
И не засохла на губах.
Ангелу
Приди ко мне в тиши таинственной!
Зову тебя пред тихим сном,
Мой самый близкий, мой единственный,
Мой друг в бездружии земном.
В непроходимости туманного,
Ни в тьме ночной, ни в свете дня —
Нигде не видно необманного
Любви безсмертного огня.
В неизмеримости безмерного,
В неответи́мости немой
Зову и светлого, и верного,
И одного к душе одной.
Слети, мой чудный, мой таинственный,
Зову тебя пред тихим сном,
Мне Богом данный, мой единственный,
Мой друг в бездружии земном.
В неохватимости безбрежного
Зажглась вечерняя звезда;
Зову и жаркого, и нежного,
И неизменного всегда,
Неповторимого, единого,
Чья жизнь одной моей дана,
И от души неотделимого,
Ни наяву, ни в дымке сна.
Но мне в тяжёлом одиночестве
Всё мнится: улетел ты прочь.
И в мрачном кажется пророчестве:
Кругом меня сгустилась ночь,
И всё светлое, прекрасное
Куда-то всё несётся вдаль,
А в сердце входит что-то страстное,
И всё ему чего-то жаль.
Уже ложатся тени лунные,
И небо тёмное в звезда́х,
А в сердце — помыслы безумные
И нет молитвы на устах.
Слети, молитвенник пылающий,
С молитвой жаркой и простой,
Всегда надеждой ободряющий,
Хранитель Ангел мой святой.
Суха, суха пустыня людная,
Пески и камни всё кругом,
И спит любовь в ней непробудная
Холодным, страшным, смертным сном.
В неизъяснимости безвестного,
В неответимости немой
Зову тебя я, безтелесного:
Слети, Хранитель светлый мой!
Я к людям не пойду, мой радостный:
Приходишь ты к душе одной;
Зачем идти мне в мир их тягостный,
В холодный, скучный мир земной?
Ты не уйдёшь, ты не расстанешься,
Когда я к людям не пойду,
Всегда, всегда со мной останешься,
Отгонишь всякую беду.
Певец небесный Триединого,
Хранитель чудный одного,
Носитель светлого, невинного,
Гонитель мрачного всего,
Дай мне забыть про лица чу́дные,
Про блеск лазурный дивных глаз,
Про души хладные и трудные, —
Дай помнить мой последний час.
Дай мне забыть про всё напрасное
И даже мысль о нём убить,
И лишь стремление прекрасное
Навеки в сердце сохранить —
Стремленье к Богу Всемогущему
И к Царству вечному Его,
К Нему, в Любви единой Сущему,
К Нему, Создателю всего.
Кто не обманет, не изменится
И верность вечно сохранит,
Чей свет всегда и всюду светится,
Кто всё услышит и простит.
Дай мне забыть о всех здесь занятых,
С ношей мудрости большой,
Для неё лишь в жизни нанятых,
Мёртвых сердцем и душой.
Дай мне вспомнить всех страдающих,
Но живых в любви святой,
Никогда не умирающих
Ни в сей жизни и ни в той,
Всех, кто в жизни этой битвенной
Ищет в сердце уголок,
И зажечь для них молитвенный
Негасимый огонёк.
В недостижимости, далёкости
Не видно близко никого,
И нет пределе одинокости
Средь одинокости всего.
Моя молитва недостойная
К тебе дойдёт пусть до меня,
Как от кадила дымка стройная
Среди молитвенного дня.
Среди пространства многолюдного
Затерян путь заветный мой.
Ты помоги, служитель Чудного,
Скорей вернуться мне домой,
Введи меня в кров Божьей милости
И за меня ты помолись,
Услышь меня в неуслышимости
И в неявимости явись,
И сердце успокой недужное
И в нём разбей его кумир.
Дай мне забыть про всё ненужное,
Про весь холодный, мрачный мир,
Забыть, чем занят был ошибкою,
Что рисовал душой больной —
Пускай оно с зари улыбкою
Исчезнет в темноте ночной.
Прими молитву мою грешную
В лучах тускнеющей зари,
Мою ты душу безутешную
Нездешним светом озари.
Приди ко мне в тиши таинственной!
Зову тебя пред тихим сном,
Мне Богом данный, мой единственный,
Мой друг в бездружии земном.
<19??>
Подданный
Леонид Сидоров
Осеннее безмолвие. Души
Притихшей единенье и Природы
Я чувствую… Воинствуйте народы
За призраки убийственной свободы.
Я – подданный божественной тиши.
Кукла
Ах, я слышал не раз
Один чудный рассказ:
Как мать дочери куклу купила,
Но недолго цела
Эта кукла была —
Через день её дочка разбила.
И, заплакав, скорей
Она к маме своей
Подбежала тогда со слезами,
Рассказала печаль,
И как куклы ей жаль,
И осколки сжимала руками.
Через день, через два
Мама в город пошла
И вернулась с богатой покупкой,
Свою дочь позвала
И ей в руки дала
Большую, красивую куклу:
Голубые глаза,
И как лён волоса,
Платье — чистый атла́с!
В первый, в первый лишь раз
Эту девочка видела куклу…
Засмеялась она,
Счастья снова полна,
К сердцу жарко тут куклу прижала,
Стала прыгать-плясать…
Только вскоре опять
Эта девочка вдруг зарыдала!
Мама к дочке спешит,
Мама ей говорит:
— Что ты, крошка моя!
Разве кукла твоя
Не дала позабыть,
Не смогла заменить
Ту дурнушку, что ты разбила?
— Кукла нравится мне.
Даже, мама во сне
Мне такая большая не снилась.
Красота, красота!
Только вспомнилась та,
Что недавно ещё так разбилась.
Не могу позабыть,
В сердце буду носить
О ней долго печаль.
Как мне бедную жаль!
Не заменит её дорогая.
Что ж, что в ней красота!
Но она ведь не та,
Ведь не та, ведь не та, а другая!..
Вот великий урок,
Кто понять только смог
Среди нашего дружного круга:
Ценность вовсе не в том,
Кто в богатстве большом, —
Ценность в личности каждого друга.
Ни сменить, ни купить,
Ни другой заменить
Эту личность, друзья, невозможно.
И с ребёнком святым,
И со старцем седым
Обращайтесь всегда осторожно.
Вся людская семья состоит ведь из «я»:
Я, ты — «я», и «я» — он.
Какой чудный закон!
Своё «я» каждый я здесь имеет,
Крест святой свой несёт,
Свою песню поёт
И любовью своей пламенеет.
Тот не тот, что иной:
Пусть он бедный, больной,
Что боятся сажать с собой рядом,
Седой, дряхлый старик,
Пусть он в жизни привык
Лишь к презрения тягостным взглядам.
Пусть отвержен от всех,
Пусть он брошен на смех,
Пусть слепая толпа,
Что в оценках глупа,
Его ставит ни в грош —
Ну и что ж? Ну и что ж?
Пусть презренные свет презирают.
Он безценный алмаз,
Ценней всех этих глаз,
Что на небе, как свечи, пылают!
У него есть свой взгляд,
В сердце свой аромат.
В этом тайна людей, дорогой.
Свои песни поёт
И цветами цветёт
Теми, что не цветёт уж другой,
Что присущи ему.
И нигде, никому,
Никакою судьбою случайной
Нельзя сделаться им…
Но довольно — смолчим
Пред великою, чудною тайной.
***
В годы преклонные,
В тягостной старости
Бывают лишь сонные
Прошлые радости.
Быть не дозволено
В неутомимости.
Всё похоронено
В невозвратимости.
Разгадана жизни сей
Горькой загадочка,
В уголке только светится
Тихо лампадочка.
К прошлому нет уже
Ни пути, ни дороженьки.
Куда же торопятся
Старые ноженьки,
Без друзей, без водителей?
В церковь соседнюю,
Чтобы родителей
Помянуть за обеднею.
* * *
Дождик как из сита сеется,
Да осенний ветер носится.
Про лошадку петь мне хочется.
Вот по улице сама идёт,
Целодневная скиталица,
Моё сердце о тебе поёт,
Безответная страдалица.
Эх ты, доля незавидная,
Труд тяжёлый, жизнь короткая!
Эх, лошадка ты, лошадушка,
Человека раба кроткая!
Целый день до поздня вечера
Всё с возами ты таскаешься,
Увязают в грязи ноженьки,
Вся ты по́том обливаешься.
А рабочий сзади палкою
Ударяет в бока впалые.
Ты не ропщешь, безприветная,
Очи лишь глядят усталые.
В них виднеются, лошадушка,
Твои думы одинокие.
Очи крупные, печальные,
Очи тёмные, глубокие.
О чём думает головушка,
Что над нею в мыслях носится?
Непонятная свободушка
Над тобою чрез них просится.
Не дождёшься ты свободушки,
Не видаться тебе с радостью,
И умрёшь ты под ударами,
Среди улицы, под тяжестью.
Своей думушкой, лошадушка,
От людей ты не прославишься,
Под ударами, под тяжестью
Где-нибудь в канаве свалишься.
По всему-то телу боль пройдёт,
Затуманится головушка,
Тут тогда и смерть придёт —
С ней придёт твоя свободушка.
